Королева Бедлама - Роберт МакКаммон

Было настоящим безумием оказаться здесь, подумал он уже не в первый раз. Несколько раз он видел прохожих — одни шатались, пьяные, другие шли быстрым шагом, стремясь уйти с улицы. Мэтью сомневался, что храбрость констеблей выживет после одиннадцати, когда растают свечи в фонарях. Может быть, преподобный Уэйд и не выйдет сегодня, ибо он, хотя и был служителем Бога, отлично сознавал, на что способен дьявол.

Может, действительно лучше пойти сегодня домой в половине одиннадцатого, решил Мэтью, прислушиваясь к тиканью часов в кармане. Но тут его внимание привлекло движение справа, сердце пропустило удар, и он мгновенно отступил в укрытие. Мимо быстро прошли два джентльмена с фонарем и с тростью каждый и скрылись из виду. Нервничает город Нью-Йорк, а ведь еще не вышла «Уховертка» Григсби. Мэтью, расставшись с Джоном Файвом, еще немного посидел в «Галопе» и узнал от завсегдатаев, что Ефрем Оуэлс действительно помогает сегодня Григсби печатать листок — работа, которая вполне может затянуться до утра.

Время шло. Мэтью решил, что сейчас уже около половины одиннадцатого. На Мейден-стрит все было тихо. Мэтью присел, чтобы дать отдых ногам, потом встал, когда затекли колени. По привычке оглянулся влево и вправо, потом назад, но все время держал под наблюдением дверь Уэйда на той стороне улицы за два дома от себя.

Уже одиннадцать, должно быть, подумал он. Света было недостаточно, чтобы смотреть на часы. Еще чуть-чуть — и станет ясно: ловить нечего.

Примерно через три минуты после этого решения Мэтью увидел движущуюся свечу в окне дома Уэйда. Он стал ждать, надеясь, что либо священник, либо его дочь просто ходят по дому, и ночного путешествия не будет.

Но вдруг дверь открылась, оттуда вышел мрачный человек, держащийся очень прямо, в черном сюртуке и черной треуголке, в желтом круге света из отверстий жестяного фонаря. Уильям Уэйд закрыл за собой дверь, спустился по четырем ступенькам на улицу, прошел мимо Мэтью, направляясь на север, не спеша, но и не медля. Мэтью вжался в стену магазина париков. Уэйд свернул на Смит-стрит, и преследование началось.

Мэтью шел следом, но дал преподобному достаточно форы. На Смит-стрит никого, кроме них, не было. Они миновали — сперва один, потом второй — место, где убили Деверика. Мэтью почувствовал ползущие по спине мурашки и представил себе, что за ним тоже следят, как он следит за преподобным Уэйдом. Он было подумал взять себе фонарь с углового столба, но присвоение городского имущества — за такое преступление клеймили правую руку буквой «В». А кроме того, Мэтью не хотел показывать свет преследуемому. Никогда еще ночь не казалась такой темной, но к добру или к худу, Мэтью приходилось к этой темноте приспосабливаться.

Вскоре выяснилось, что бродит где-то смертоубийственный Маскер или нет, но некоторые жители города дома сидеть не хотят. Веселая скрипка слышалась из «Кошачьей лапы» слева по Уолл-стрит. На той стороне Уолл-стрит и ниже возле портового невольничьего рынка у «Петушиного хвоста» стояла группа мужчин, на повышенных тонах ведущих какую-то дискуссию, и их голоса тоже стали затихать позади. В это злачное место тянуло и буянов, и пижонов, и не один человек уже был здесь убит в ходе воодушевленных споров на столь банальные темы, как спекуляции на муке и китовом жире.

А проповедник шел на юг по Смит-стрит, и Мэтью следовал за ним на почтительном расстоянии. Навстречу попадались прохожие, идущие по двое и по трое, но Уэйд не поднимал головы и целеустремленно шагал вперед. Мэтью тоже не смотрел в лица встречных, потому что все они были если не пьяны, то уж точно навеселе. Зато и ему в лицо никто не смотрел, и Мэтью подумал, что хотя ночные бродяги играют в азартную игру, они — как и он сам — страшатся неизвестного.

Они миновали мигающий фонарь на углу Слоут-лейн, куда Мэтью проследил путь Осли до той неприятной встречи в понедельник. Тут до него дошло, что он сейчас, быть может, выслеживает «таинственного незнакомца» в черной одежде и черной треуголке, который тогда стоял и смотрел на него. Интересно, узнал тогда его преподобный или же просто увидел некую опасность, возникшую в темном и выгоревшем переулке? В любом случае, очевидно, цель, которую преследовал тогда Уэйд, сковала ему язык.

Преподобный Уэйд свернул направо на Принцесс-стрит, мимо мастерской оружейника, и Мэтью свернул вместе с ним, но осторожнее. Они шли теперь на запад в сторону Брод-стрит, миновали «Слепой глаз» — еще один печально известный притон азартных игр; насколько Мэтью знал, одно из любимых мест Гарднера Лиллехорна. Притон все еще был открыт, и приглушенные выкрики завсегдатаев долетали из двери, над которой висела вывеска — глаз с белым зрачком. Как было сказано, что бы ни случилось в «Слепом глазу» — никто этого не увидит.

Переходя Брод-стрит, проповедник слегка взял к югу и вышел на узкую Петтикоут-лейн.

Идущий следом Мэтью заметил, что преподобный замедлил шаг. Путь лежал мимо закрытых ставнями лавок и безмолвных домов, но в ночном воздухе слышался женский смех, будто серебряные монетки сыпались на мостовую.

Примерно посередине Петтикоут-лейн, по правой стороне улицы, отделенный от соседних зданий изгородью чуть ниже человеческого роста, стоял двухэтажный кирпичный дом, выкрашенный розовой краской. Красивый дом, выстроенный когда-то голландским экспортером меха, с высокими окнами под остроконечной крышей и двумя трубами — по одной в каждом конце дома.

На глазах у Мэтью преподобный остановился прямо перед домом и уставился на него, держа фонарь сбоку. Свет канделябров лился сквозь газовые занавески на окнах, и видно было, как движутся внутри тени.

Преподобный Уэйд не сдвинулся с места. Мэтью понял, что этот человек пришел туда, куда шагал, и просто смотрит на дом с выражением лица, которое невозможно понять.

Это был дом Полли Блоссом. За этими стенами жили от четырех до восьми шлюх — все говорили по-разному. Мадам Блоссом была требовательная хозяйка и школила своих дам, добиваясь от них определенного объема работы и определенного дохода в обмен на проживание. Сама она тоже для избранных клиентов труда не чуралась. Из ее истории Мэтью знал только то, что она приехала из Лондона и основала свое заведение в тысяча шестьсот девяносто четвертом году. Много юных несчастных голубиц живали здесь, и уж наверняка сонмы мужчин побывали в этом доме. Таков был факт жизни, и вряд ли кто в Нью-Йорке бросил бы в сторону этого дома косой взгляд или недоброе слово, учитывая, сколько жертвует мадам Блоссом на общественные нужды — на поддержание колодцев, в частности.

Но где имение, а где вода? Что понадобилось преподобному Уэйду именно здесь?

Вдруг Мэтью с ужасом себе представил, что священник просто войдет в розовую железную калитку, поднимется на крыльцо и постучит в дверь: тогда Мэтью станет хранителем знания, которое сделало бы этого человека изгоем в городе. Как ни либерален просвещенный Нью-Йорк, он не простит служителю божьему шашни с проститутками.

Но тут резко открылась дверь, на крыльцо вышел человек, обернулся что-то сказать женщине, стоявшей у него за спиной, и так же резко преподобный Уэйд исчез с улицы. Мэтью тоже прижался спиной к двери дома, у которой стоял. Секунду спустя послышались шаги, и недавний клиент предприятия мадам Блоссом прошел мимо, оставив дымный след от своей трубки, а Мэтью подумал, что именно на его месте должен был бы стоять Маскер, если бы желал убить этого человека, наполовину ошалелого, наполовину одурманенного.