Странник четвертого круга - Дмитрий Чайка

Девушка с распущенными зелеными волосами смотрела, как тают в воздухе непрошенные гости. Ее звали Ла Илона, Ужас Болот, и она была правой рукой Матери на протяжении сотен лет. На ее неподвижном лице вдруг появилась легкая улыбка. Случится то, что суждено. Сама Мать сказала ей об этом. Ведь этот переход только что проколол ткань бытия, и на ней появился еще один стежок. Совсем скоро узор будет закончен. Совсем скоро.

Огромный каменный стол в подвале дома доктора тянул в себя энергию со всей округи. Сам некромант стоял в его центре, обратившись лицом на север. Его глаза горели нездешним огнем, а руки были раскинуты в стороны. Он сейчас напоминал знаменитую статую в Рио. Впрочем, это было случайным совпадением, он не стал бы подражать ЕМУ. Губы некроманта шевелились, он шептал заклинание. Сила одарила его умением Повелителя Стихий, и он был самым могущественным из них на всей планете. Он стоял так уже почти сутки, и по его команде изумленные ветры гнали на юг облака, которые обычно собирались намного севернее. Они послушно поплыли туда, где до этого безнаказанно царило безжалостное солнце. Туареги, бедуины и жители нищих мексиканских деревень, разинув рты, смотрели на непривычное зрелище. Небо затягивали тучи, даря такую непривычную в полдень прохладу. Даже верблюды оторвались от бесконечного пережевывания своих колючек и с тупым удивлением глядели на небо. Тяжелые низкие облака уже давным-давно должны были разродиться ливнем, но воля величайшего волшебника тащила их в безумную даль, где и позволила, наконец, сбросить на землю накопленный груз.

Каменистые пустыни и пески Сахары жадно впитывали в себя многие тысячи тонн влаги, и семена трав, спящие в глубине, начали просыпаться, чтобы дать жизнь этой бесплодной земле. Убеленные сединами старцы, открыв дождю смуглые от безжалостного солнца лица, молились Всевышнему, ибо он явил немыслимое чудо. Метеорологи южной Европы, брызгая слюной в объективы камер, пытались объяснить необъяснимое, но им уже никто не верил. Виноделы потирали руки и подсчитывали будущие барыши. Вино урожая этого года будет уникальным. А вот все остальные начали впадать в уныние. Дождей было маловато, и это могло сказаться на будущем урожае самым печальным образом.

В Антарктиде откололся айсберг размером с Данию. Он начал свой путь на север, в теплые воды Индийского океана. Айсберг будет таять много месяцев. Вода, что собрана в нем, поднимет уровень моря на несколько миллиметров, и этого никто не заметит. Пока не заметит.

Где-то далеко в Сибири разогретая не по-местному ярким солнышком вечная мерзлота, наконец, сдалась, и выпустила в воздух столб метана. А за ним еще один, а потом еще. Но пока это ни на что не повлияло. Пока не повлияло.

Некромант глубоко вздохнул и опустил руки. Его глаза потухли, а сам он со стоном опустился на теплый камень. Он лежал на нем, наслаждаясь той энергией, что тот ему отдавал. По короткому знаку рукой Динара, стоявшая у стены с безразличным видом, подала своему господину напиток, который некромант приготовил загодя. Он еще слаб, до чего же он слаб! Ну, ничего, даже так он может сделать многое.

***

Пьер Дюбуа равнодушно сидел в своей келье, прикованный цепью к стене. В этой комнате колдовать было невозможно. Сам отец-инквизитор запечатал ее своей молитвой. Он ждал суда, и не сомневался в приговоре. Ничто не смогло вырвать из него имени заказчика, сама Сила позаботилась о соблюдении клятвы. Впрочем, его вина была доказана. Убийства, нарушение Договора между Мирами, покушение на Равновесие. Заскрипел замок, и в келью зашли два суровых инквизитора с оловянным взглядом неподвижных глаз.

— Вставай, исчадие Сатаны! — услышал Пьер. Он послушно встал и, повинуясь тычку в спину, пошел по сводчатому коридору. Он не мог сопротивляться, амулет на шее блокировал все его способности. Да, если бы и не блокировал, он был куда слабее этих слуг Святого Престола. Ему было уже все равно, и Пьер покорно брел в зал, где был собран высокий суд. Он зашел туда, отстраненно подивившись высоченным стрельчатым потолкам и невероятным по красоте витражам. А ведь эти святоши сотни лет из людей кровь пили, чтобы в нищей средневековой Италии такую красоту создать, подумал Пьер. Но ведь смерть простого человека ничего не значит, а этот собор удивляет своей красотой уже много лет, и будет удивлять еще. Многочисленные статуи святых, стоявшие в высоких нишах, укоризненно смотрели на грешника, и испепелили бы его взглядом, если бы могли. Но это не входило в их компетенцию, и только поэтому подсудимый Пьер Дюбуа дошел до своей скамьи целый и невредимый. Перед ним сидело пятеро суровых личностей в монашеских сутанах. Папа Римский Павел шестой отменил тонзуры давным-давно, но здесь об этом никто, видимо, не слышал, и макушки монахов, сидевших на возвышении, сияли, выбритые до блеска. В их глазах Пьер увидел бесконечную мудрость веков, и потрясенный парень понял, что эти старцы родились тогда, когда того самого Павла шестого еще и на свете не было. Он бы удивился еще больше, если бы узнал, что состав высшего трибунала Святой Инквизиции не менялся уже полтысячи лет. По крайней мере, отец Томмазо Торквемада, «молот еретиков», сидел в центре и выглядел вполне живым и здоровым.

— Во имя отца, и сына, и святого Духа! Аминь! — фигуры, сидящие за кафедрой, сложили руки и склонили головы, бормоча что-то на латыни. Они молились, и просили у Господа сил для свершения правосудия.

— Подсудимый, назови трибуналу Святой Инквизиции свое имя.

— Пьер Анри Дюбуа, — ответил он.

— Твой возраст и род занятий?

— Тридцать лет, бухгалтер.

— Что сподвигло тебя на столь тяжкие преступления?

— Видимо, вначале наивность и любопытство, потом — жажда славы, а затем — страх за близких мне людей.

— Высокий трибунал удовлетворен ответом, — важно кивнул один из монахов. — Мы не ожидали такого здравомыслия от порождения Тьмы. Ты нарушил Правила и соглашение между Мирами. Ты возжелал большего, чем дал тебе создатель. Ты осознаешь это?

— Осознаю, — печально кивнул Пьер.

— Ты понимаешь, какое наказание тебе уготовано?

— Костер, — безразлично кивнул Пьер.

— Ты можешь сказать что-либо в свою защиту, или то, что будет являться существенным для данного процесса.

— Да, — кивнул Пьер. — Видите ли, я не смогу умереть.

— Как это? — судьи зашептались. — Да что он такое несет? Подсудимый сошел с ума?

— Что ты имеешь в виду, произнося здесь столь дерзкие речи? — сам Великий Инквизитор, который до этого не произнес ни слова, задал этот вопрос.

— Клятва, магический контракт без возможности отказаться, — посмотрел им прямо в глаза Пьер. — Я, несомненно, умру, но вы к этому печальному событию не будете иметь никакого отношения.

И Пьер захохотал, как безумный. Он хохотал так, что даже не услышал, как был оглашен приговор. Он не почувствовал, как его вытащили на монастырский двор, словно грязную тряпку, и привязали к столбу, обложив связками валежника. И даже тогда, когда палач в красном капюшоне с прорезью для глаз поджег дрова, он не чувствовал этого. Он просто не мог сегодня умереть. Ведь Сила не понимала шуток, она требовала неукоснительного исполнения контракта, если это было вообще было возможно.