Высокие Горы Португалии - Янн Мартел

А спустя несколько дней на берегу реки, под мостом, нашли книжку. Это был роман «Загадка Эндхауза» английской писательницы Агаты Кристи. На книжке проглядывал разбухший штемпель. Доктор Лозора сразу признал книгу – она принадлежала ему и его жене. Реку и каменистые берега обыскали вдоль и поперек. Ниже по течению нашлись другие книжки Агаты Кристи. А потом нашлось и тело Марии Лозоры. На беду, оно застряло меж камней, и в таком месте, где обнаружить его было весьма непросто.

Кто же еще, кроме Марии Лозоры, мог гулять в такую скверную погоду? И как она могла упасть с моста?

Непостижимая история: на поверку все возможные объяснения казались одно невероятнее другого. Самоубийство? Но ведь она была счастливой, реализовавшейся женщиной, у нее была большая семья и много друзей, и она не выказывала ни малейших признаков умственного или душевного расстройства. И потом, разве женщина, столь искусно владеющая словом, могла не оставить после себя предсмертную записку? Больше того, она была заботливой, глубоко верующей христианкой – такие люди и помыслить не могут о том, чтобы свести счеты с жизнью. Иначе говоря, никто – ни собственный муж с детьми, ни ее исповедник, ни полиция – не счел самоубийство убедительной причиной. Тогда, может, несчастный случай? Она шагнула навстречу смерти с моста, огороженного сплошной и крепкой каменной балюстрадой, притом довольно высокой, – через такую так запросто не перелезешь, не перевалишься. Кто-то, конечно, вполне мог бы на нее взобраться, да только зачем это человеку в здравом уме – на подобный шаг способен разве что тот, кто и впрямь вознамерился сигануть вниз, верно? В общем, предположение, что она по собственному почину могла взобраться на балюстраду – как вероятное объяснение ее смерти, – было отвергнуто так же, как и версия самоубийства. А раз обе версии – самоубийство и несчастный случай – отклоняются, что остается тогда? Убийство. Однако же это объяснение представляется самым неправдоподобным из всех. Зачем кому-то убивать Марию Лозору? У нее же не было врагов. Марию Лозору любили, и даже очень, все, кто ее знал. К тому же это Браганса, а не какой-нибудь Чикаго. Убийство в здешних краях было вещью неведомой. Это был городок не из тех, где ни в чем не повинных женщин хватают вот так запросто и сбрасывают с моста. Нелепость какая-то. Выходит, это могло быть одно из двух: либо самоубийство, либо несчастный случай. Словом, дело вертелось вокруг да около. Полиция искала помощи у вероятных свидетелей, но никто ничего такого не видел. Судебные экспертизы приезжали аж из самого Лиссабона – но и они не смогли пролить свет на это темное дело. Народ же смирился с объяснением, которое казалось всем самым правдоподобным. Доктор Лозора поддерживал версию самоубийства, так как не имел ни малейшего представления, кому могло прийти в голову свести счеты с его женой подобным образом.

Сеньору Мелу премного беспокоило, что смерть Марии Лозоры так и не удалось точно объяснить с помощью детективных теорий, столь любимых Марией и доктором.

Сеньора Мелу слышит тяжелый вздох. Доктор Лозора пробудился. Ей слышно, как он начинает подвсхлипывать. Ему неведомо, что она уже здесь и что он не один. Всхлипывания слышатся все отчетливее. Они перерастают в громкие, судорожные рыдания. Бедняга, бедняга. Как же быть? Если он догадается, что она здесь, – обидится. А ей этого ох как не хочется. Может, пошуметь – дать знать, что она пришла? Он все рыдает. Она сидит тише воды ниже травы… И вот сеньора Мелу начинает серчать на самое себя. Как тут усидишь, если человеку нужна помощь? Разве она об этом не думала еще минуту назад?

Она меняет свое решение – и направляется к кабинету доктора Лозоры.

Когда летом 1981 года Питера Тови переводят из палаты общин с назначением в сенат, дабы обеспечить ему беспрепятственное продвижение в качестве главного кандидата на окружных выборах в Торонто, у него отпадает всякая необходимость подолгу торчать в своем избирательном округе. Вместе с женой Кларой они покупают прекрасную просторную квартиру в Оттаве с дивным видом на реку. Они выбирают тишайший уголок в столице, благо им в радость поселиться рядом со своими сыном, невесткой и внучкой, проживающими в том же городе.

И вот однажды утром Питер входит в спальню и видит: Клара сидит на постели и, держась обеими руками за левый бок, плачет.

– Что стряслось? – осведомляется он.

Клара только качает головой. Его охватывает страх. Они едут в больницу. Клара больна, притом серьезно.

В то время как его жена бьется за жизнь, семейная жизнь у их сына трещит по швам. Жене он старается обрисовать их разлад в самых радужных красках.

– Так будет лучше для них всех, – уверяет он. – Они всегда не ладили. Вот разбегутся врозь, и все у них образуется. Сейчас многие так делают.

Она согласно улыбается. Горизонты ее съеживаются. Это не то чтобы очень хорошо или просто хорошо. Это ужасно. Он видит, как супружеская пара превращается в заклятых врагов, а ребенок – в военный трофей. Его сын Бен тратит неимоверное количество времени, денег и сил на борьбу с бывшей женой Диной, а та с не меньшим упорством борется с ним – на радость адвокатам и к его вящему изумлению. Питер пытается поговорить с Диной, взять на себя роль примирителя, однако если в начале разговора ей свойственно выказывать всяческую учтивость и душевную открытость, то под конец она теряет самообладание и вскипает от злости. Как отец, он может быть лишь пособником и соучастником.

– Ты – как твой сын, – пожурила она однажды.

С той лишь разницей, заметил он, что лично ему повезло прожить со своей женой в любви и гармонии добрых сорок лет. Она не может без него. Их внучка Рейчел, маленькая жизнерадостная фея в раннем своем детстве, теперь дуется на обоих родителей, замыкаясь в башне подростковой отчужденности, замешанной на едкой обиде. Изредка он берет внучку с собой на прогулки и водит угостить в какой-нибудь ресторанчик, чтобы порадовать ее – и себя самого, наверное, – но развеять ее печаль ему так и не удается. Потом Рейчел перебирается в Ванкувер – переезжает со своей матерью, «отвоевавшей» ее в борьбе за опекунство. Он отвозит их в аэропорт. Когда они проходят зону досмотра и снова начинают пререкаться друг с дружкой, он видит уже не взрослую женщину с дочкой-подростком, а двух сцепившихся черных скорпионов со вскинутыми кверху ядоточивыми жалами.

Что до Бена, оставшегося в Оттаве, тут полный мрак. По выражению самого Питера, его сын – редкостно-выдающийся дурак. Будучи врачом-исследователем, Бен в свое время изучал проблему, отчего люди случайно прикусывают себе язык. Столь болезненное нарушение способности облизывать языком зубы, подобно тому как рабочий с легкостью управляется с тяжелым прокатным станом, имеет на удивление сложные первопричины. Сейчас собственный сын представляется Питеру таким же языком, опрометчиво просунувшимся сквозь скрежещущие зубы и истекающим кровью, но снова оказавшимся в подобном положении уже на другой день, потом еще через день и еще, причем без малейшего представления о том, что он делает и какова цена или последствия его действий. Вместо этого Бен всегда только сердито вздыхает. Беседа между ними заканчивается гробовым молчанием, притом что сын всякий раз закатывает глаза, а отец теряет дар речи.