Дорога сильных. На пороге мира - Анна Попова

сильна пульсация боли в руке. А вот забыться — еще как! Гьярравар тряхнул его и отпустил. Поднялся резко. Как сквозь воду Ваня слышал приказы, видел мутным взором перемещения. А затем его вздернули на ноги.

Куда? Хотел спросить, но язык отказался шевелиться. А вот ногам пришлось. Его вели, почти волокли, и он шел вперед, в полубреду делая шаг за шагом. Кажется, пытался отключаться, и его приводили в себя — водой и оплеухами. Как долго все это продолжалось — полчаса или все пять — он не знал, как и то, куда его тащат.

А потом ему разрешили лечь. Он бы рухнул, не поддержи заботливые руки. В рот опять влили горькое питье, чудом его не вырвало. Последнее, что видел перед тем, как забыться, было лицо Линды. Рыжая кусала губы и хмурила лоб, и говорила что-то, но что — было не разобрать.

Глава 18

Иван

Первое, что увидел, когда очнулся, было лицо Линды. Девушка вздохнула так, словно до того не дышала вовсе, выдохнула и улыбнулась. А Ваня…

Ваня еле успел повернуться на бок, до того резко подкатила тошнота. Он бы упал с кровати, но рыжая ухватила за рубаху. Пока его тело содрогалось, избавляясь от содержимого желудка, девичья ладонь убирала волосы со лба, нежно и как-то совсем по-матерински.

— Спасибо, — прохрипел парень, когда девушка подала чистую тряпицу и очередное питье, на этот раз теплое и пряное.

— Живой, — шепнула она и вновь улыбнулась. — Теперь будет легче.

— Что это было?

Зеленые глаза зло сощурились, она прошипела:

— Тот самый сорх, которого так хотел найти Снур. У него яд на когтях. И в слюне. И нам забыли об этом сообщить.

Тот самый зверь, который осторожный и на большие группы людей не нападает. Угу, как же. Ваня скривился. Ему бы тоже разозлиться, но сил не осталось. И вместо того, чтобы нагнетать в себе ярость, он устало огляделся. Дом с низким потолком, вместо окон — пара щелей, забранных частой деревянной решеткой. Кровать-настил у стены, лавка рядом, а что дальше — не понять. Слишком темно, да и Линда, сидящая рядом, обзор закрывает.

— Мы где?

— В старой деревне.

Ваня нахмурился. Соображала голова плохо, но все же он помнил, что проводник настоятельно не советовал сюда ходить.

— Но…

— Да, ее бросили, и давно. Да, из-за иных тварей. Но охотники ночуют тут иногда… когда иного выбора нет.

— Значит, из-за меня.

Она не стала отрицать, лишь пожала плечами.

— А где остальные?

— К ночи готовятся.

— А…

— Знаешь, Снур велел тебе отдыхать.

— К черту Снура.

Девушка ухмыльнулась.

— Конечно, к черту. Но отдыхать тебе надо. Сейчас можно и нужно спать.

— Но…

— Спи.

Она наклонилась вперед, ее ладошка накрыла глаза. Непривычно, но весьма приятно было ощущать и тепло это, и заботу.

— Спасибо, — одними губами прошептал он.

И не увидел, но почувствовал, что девушка улыбнулась.

Линда

Сырые сумерки подкрались быстро. Ветер трепал деревья и траву, холодной ладонью пробирался под рубаху, заставляя ежиться от каждого порыва. Деревня безлюдная, мертвая, ветхие дома разинули бездверные рты, словно ждут кого неосторожного и беспечного. Тепло и свет лишь там, за спиной, в жилище пусть и небольшом, но крепком.

И зябко под открытым небом, и опасно, и надо бы идти в дом, но Линда никак не могла заставить себя сделать шаг за порог. Почему-то хотелось стоять здесь, вдыхать холодный воздух, вздрагивать и смотреть на темную громаду леса, обступившего со всех сторон. Иногда казалось, что темнота смотрит на нее и ждет, но девушка встряхивала головой, и ощущение пропадало. Все становилось как прежде — серая ночь, пустота, северный ветер.

Скрипнула за спиной дверь, Линда оглянулась через плечо. Витька. И шерстяной плащ в руках. Куснула губу, пытаясь сдержать улыбку, но та предательски поселилась на лице.

— Замерзла?

— Угу. Греть будешь?

— Буду, — невозмутимо отозвался парень и укрыл ее плечи.

«Только не уходи» — взмолилась мысленно.

Не ушел, словно услышал. И даже ладони не убрал, и их тепло чувствовалось через ткань, заставляя сердце стучать быстрее. Хотелось качнуться назад, прижаться всем телом, но девушка замерла, уставившись перед собой, вглядываясь в темноту и не видя ее.

— Знаешь, Лин, не хочу тебя пугать, но лучше бы нам в этом лесу не задерживаться. Что-то грядет.

— Грядет… — эхом отозвалась девушка и продолжила неожиданно зло, — это что-то ползет, бежит и, возможно, даже летит к нам. Оно так и жаждет вонзить зубы в наши теплые тушки, насладиться кровью и агонией умирающих тел. Поохотиться мы пришли, как же! Как бы самим добычей не стать.

— М-да, ты сама кого угодно запугаешь.

— Пфф! Вик, ты меня знаешь, я не неженка, но… сейчас я боюсь. Мутное все это дело. Ладно — мы, без году неделя тут, ничего не знаем, пороху не нюхали. Но гьярравары! Охотники! Они же местные. И все едва ли не в голос твердили, что зверь этот напасть не может. Вот не может, и все!

— Не должен был, — поправил Виктор. — Повадки другие. И да, нас слишком много, на такие группы в одиночку не нападают.

— Так что же, все мы идиоты, раз так ошибались? Или зверь бешеный суицидник?

— Не знаю, Лин. Ты права, дело мутное.

Девушка вздохнула и поежилась, парень шагнул вперед, обнимая поверх скрещенных под грудью рук. Улыбнулась и все-таки сделала то, что хотела: расслабила плечи, прижимаясь плотнее.

— Ты, похоже, совсем замерзла.

— Наверное. Но ты теплый, как печка.

— Значит, придется греть дальше.

— Эй! Придется? — возмутилась Линда и дернула плечами, пытаясь вывернуться из объятий. — Не хочешь — не надо.

Витька лишь хмыкнул и обнял крепче.

— Хочу, — дохнул прямо в ухо, и девушка почувствовала, как краснеет.

Закусила губу, чтобы глупость не ляпнуть. Подышала и лишь потом сказала:

— Вик, знаешь, почему я не рвусь в дом? Там охотник. И гьярравары. Смотрят на нас, как на детей. А я… я наконец-то понимаю Рейнара. Он говорил, что мы слишком расслаблены, и был прав. Да, расслаблены и беспечны. Играем в свои мелкие игры и, кажется, до сих пор не верим в то, что происходит. Мы — дети сытого мира, и все это для нас — слишком. Но эта наивность… невинность даже… она хороша, когда ты в безопасности. Когда можешь доверять — людям, миру. Но не здесь. Не сейчас.

— Ты знаешь, что мы изменимся. Приживемся. И коситься на нас перестанут.

Линда улыбнулась грустно темноте в лесу.

— Знаю. Только… запомни меня такой, какая я есть,