Боулинг-79 - Анна и Сергей Литвиновы

Ведущий послушно проговорил в камеру:

– А прав ли был Валерий из Москвы со своим скоропалительным ответом, мы узнаем совсем скоро – после рекламы…

Всю осень 1979 года агитбригада, музыканты (и влившаяся в артистический коллектив Лиля) репетировали. Начали в отдельной репетиционке в ДК, потом перебрались на сцену. Премьеру «Военных историй» назначили в ноябре на концерте для делегатов общеинститутской комсомольской конференции. Советская идеологическая машина отрабатывала на Валерке свой краеугольный принцип: любой талант должен быть очищен от заблуждений и приспособлен к нуждам строя – или полностью отвергнут, низложен и выброшен.

Валерка на занятиях практически даже не появлялся – тем паче, что Олъгердыч без труда выбил для него свободное посещение. Он, словно настоящий режиссер, добивался идеального звучания ансамбля, точной игры актеров, согласованности звука, света, слова.

И вот наступил день премьеры.

Странно, но Валерка совершенно, казалось, не волновался. Никакого сравнения с постановкой Маяковского, когда у него зуб на зуб не попадал. И снова он, как в тот раз, встретил свою девушку у метро «Авиамоторная» и привел в ДК – только теперь Лиля уже не сидела на табуреточке за кулисами. Она, полноправный участник спектакля, переоделась в репетиционке, а потом, вместе с агитбригадой и музыкантами, распила бутылку коньяка «Плиска». Как раз получилось для храбрости каждому по пятьдесят граммов.

А вскоре зал заполнился молодыми карьеристами в костюмчиках и строгих платьицах с комсомольскими значочками. Музыканты за закрытым занавесом расставили и настроили аппаратуру, заняли свои места. На сцену вышли двое строгих ведущих – смазливый мальчик из народного хора и накрашенная деваха из студии современного танца. И тут дебютантку Л шло охватил такой приступ волнения, такая паника, что захотелось бежать без оглядки, но даже этого она не могла, потому что ее ноги, казалось, приросли к полу. Валерка или заметил, или почувствовал ее состояние – и за это Лиля будет ему по гроб жизни благодарна. Он подошел к ней, ласково обнял за плечи и проговорил:

– Это – пройдет. Все пройдет. Как только ты выйдешь на сцену и скажешь первые слова. И у тебя все получится. У нас – все получится.

А за закрытым занавесом ведущие уже объявляли:

– …и первыми на сцену, – доносился мужской голос, – выйдет агитбригада электроэнергетического факультета.

Звонкий женский подхватил:

– Навстречу тридцатипятилетию Великой Победы! Литературно-музыкальная композиция «Военные истории»!

Ансамбль стал наигрывать мелодию песни Окуджавы: «Ах, война, что ты сделала, подлая…»

Занавес раскрылся, и зрители увидели сидящую на садовой скамейке Лилю. Она куталась в шаль и горбилась, и никла головой – словно ей не девятнадцать с небольшим, а все шестьдесят. Девушка стала читать – надтреснутым, почти старческим голосом: «Ах, война, что ты сделала, подлая, стали тихими наши дворы…»

Зал затих. Лиля и вправду, как предсказывал ее юный любовник, перестала волноваться. И Лиля, и Валерка, и все участники спектакля с первых же слов и аккордов почувствовали звериным чутьем артиста: вот сейчас – то, что надо, нынче – в жилу, в самое яблочко. Они будут иметь успех!

А когда прозвучали первые строки из неназванного автора: «Дневников на войне я не вел» – весь зал, подзуживаемый парой десятков подхалимов с первого ряда, да, весь зал – встал! И – раздался шквал аплодисментов! И аплодисменты переросли в овацию, так что Валерке с дальнейшими словами Брежнева пришлось сделать вынужденный перерыв минуты на две и, не выходя из образа, буравить зал теплым отеческим взором.

И, конечно, постановка имела огромный успех. Попробовала бы она не иметь! Кричали «браво». Артистов трижды вызывали на поклоны. Олъгерд Олъгердыч – рядом с давешним заместителем секретаря парткома по культмассовой работе – сидел весь сияющий. Валерке преподнесли тринадцать красных гвоздик – первый букет, который ему подарили в жизни. (Он немедленно передарил его Лиле.)

А вечером, когда все в той же репетиционной комнате праздновали успех, и туда даже заглянули высшие чины из парткома и комитета комсомола, и Олъгердыч провозглашал тосты, неумеренно нахваливая всех артистов и музыкантов, а в особенности руководителя, автора и режиссера, – Валерка напился. Напился в хлам – так, что Лиле при помощи барабанщика Юрки пришлось волоком тащить его в общагу, в сто девятую комнату.

В ту ночь Лиля у него не осталась. Вместе с букетом умотала к себе домой на такси.

В ходе игры Валерка, словно играючи, перевалил через вторую несгораемую сумму – шестнадцать тысяч рублей.

В рубке главная режиссерша тревожно спросила:

– Как думаете, он не надоел?

– Думаю, нет, – оглянувшись на Лилю, вякнула главная редакторша. Она была еще совсем молодая и не хотела портить отношения с генеральным продюсером – тем более из-за ее возможного любовника, симпатичного лопушистого игрока.

– Он смотрится на экране, – заметил главный оператор, – картинка хорошая.

Таким образом, Лиле снова не понадобилось даже рта открывать, чтобы помочь Валерке.

– И все же хватит ему подыгрывать, – сказала режиссерша и сменила зеленый код в компьютере на белый.

Теперь вопросы, которые будут задавать Валерке, станут брать из тех, для него нейтральных, и одному богу известно, сможет ли он на них ответить. Никто – ни Валерка, ни зрители – ничего не заметили, но следующий вопрос оказался для него труднее всех предыдущих.

Мальков озвучил его:

– Кому из великих мореплавателей поставлен памятник в городе Барселоне? Ответ А: Веспуччи, В: Магеллану; С: Колумбу; D: Васко да Гама.

Валерка нахмурился. Спросил:

– Я могу подумать одну минуту?

– Да, и у вас осталось еще три подсказки: звонок ДРУГУ помощь зала и пятьдесят на пятьдесят.

Тень размышления легла на лицо Валерки.

– Если хотите, вы можете думать вслух, – предложил ведущий.

– Нет уж, можно я про себя.

– Отчего так?

– Не хочу, чтоб моя глупость была видна двадцати миллионам зрителей.

– Скажи ему: «Похвальная скромность», – прошипела в микрофон Нинель.

– Похвальная скромность, – послушно откликнулся Мальков.

А Лиля загадала: если Валерка сейчас ответит – значит, он выйдет победителем. Каким победителем, победителем чего – она для себя не уточнила. Игры? Всей жизни?

И тут неожиданно, прервав молчание, мужчина в кресле игрока выпалил:

– Ответ «Цэ»: Колумб.

Присутствующие в рубке переглянулись. Нинель скомандовала в микрофон: