Стать Магом - Антон Клеттин

— Понял тебя, — задумчиво проговорил сержант.

И тут и я понял, что пора действовать. Вряд ли эти господа просто заберут мое золото, а меня отпустят на все четыре стороны. Я бы точно не отпустил. Да и никто бы не отпустил, чего уж там. Не нужны в таком деле лишние свидетели.

Корить себя за невнимательность и беспечность и посыпать голову пеплом за то, что не подумал хоть как-то себя обезопасить, сейчас не было никакого смысла. Этим можно будет заняться и попозже, когда разберусь с любителями халявы.

Я правильно разгадал намерения сержанта и успел чуть раньше, чем вытащенный из его ножен меч пришпилил меня, словно бабочку булавкой. Резко дернувшись, я смог сбросить с себя ногу солдата. После чего, перекатившись к нему вплотную, схватил, никак не ожидавшего от меня такой прыти, воина за причинное место, тут же активируя в этой руке маленький огнешар. Мне повезло и меня почти не задело ошметками того, что раньше представляло собой мужское достоинство сержанта. Так, слегка испачкало кровью, не более.

Сержант дико взвыл и повалился на землю, зажимая раскуроченный небольшим взрывом пах. Я же, пока остальные вояки не успели прийти в себя, подхватил упавший на землю меч, после чего накинул на себя заклинание маскировки. Огляделся. Пятеро. Точнее, если уже не считать скулящего на земле сержанта и заливающего землю кровью из перебитого горла еще одного воина, то трое. Замирать в удивлении я не стал, сразу поняв что к чему. Да и как тут не понять, если над все еще бьющимся в предсмертных конвульсиях телом молодого стражника стоит его старший коллега с окровавленным мечом в руке? Что ж, ничего удивительного нет. Золото всегда славилось тем, что сводило с ума даже лучших представителей человечества. А тут солдатня. Тем более, судя по всему, из городской стражи. В которую, что тут, что у нас, зачастую шло разное отребье, от преступников отличающееся только наличием погон на плечах.

Не знаю как бы там дело повернулось дальше, если бы я вовремя не отреагировал, да и, если честно, разбираться особо не хотел. Не видел смысла попусту гадать. Сейчас передо мною было трое ненужных свидетелей, которых следовало убрать как можно скорее, пока они не успели понять, что против них используют настоящую магию.

Не успели. Вообще, разобраться с тремя неплохо экипированными и вполне обученными стражниками оказалось гораздо проще, чем с тем же количеством молодых и крайне задиристых аристократов. Те, хотя бы дрались до конца. Тут же все оказалось намного печальнее. Увидев бесславную кончину двух своих товарищей от рук непонятного, практически невидимого, существа, последний из оставшихся в живых стражников, бросился наутек. Что примечательно — это был как раз тот боец, что перерезал глотку своему молодому коллеге. Убивать я его не стал. Нет, не потому, что во мне вдруг взыграла жалость или еще что. Отнюдь. Просто мне нужен был язык. Человек, который смог бы рассказать кто именно их послал и почему они так упорно продолжали меня преследовать. Тем более, что мы с Ромчиком дунули так, что любой бы понял, что нас хрен догонишь. Но не эти. Так что без адекватного языка тут, как ни крути, было не обойтись. Не сержанта же расспрашивать, с его-то ранами.

Притащив бесчувственное, после знакомства с камнем, тело солдата обратно к месту ночевки я собирался уже добить все так же валяющегося в луже собственной крови и ошметков плоти сержанта, как внезапно понял, что я круглый идиот. Сплюнув от досады, я вернулся к оглушенному солдата и недолго думая перехватил тому глотку. Зачем? Да потому, что сержант, в любом случае, знает больше рядового, на то он и сержант. Так что возиться с двумя языками не было никакого смысла. Да я помню, что говорил про раны. Но я все же какой-никакой, а чародей.

Перевернув на живот продолжавшего подвывать вояку, я стянул ему руки и ноги поясами его почивших коллег. После чего из третьего, его собственного, пояса сделал скользящую удавку и накинул сержанту на горло. Остальное было делом техники — легкое исцеляющее заклинание затянуло раны (хоть и не вернуло потерянного органа) и взбодрило солдата настолько, что он смог более-менее адекватно соображать.

— Кто ты такой? — хриплым голосом поинтересовался мужик, когда немного пришел в себя.

— Вопросы здесь задаю я, — произнес я самую банальную из всех возможных банальностей, но необходимую для понимания сержантом всей глубины той задницы, в которой он оказался.

— Иди нахер, — было мне ответом.

Что ж, видимо, дядька оказался не очень сообразительным или с пониманием у него были проблемы. Как бы там ни было, но пришлось ему продемонстрировать что грубость неприемлема в наших с ним взаимоотношениях. Для чего я уперся левым коленом в его спину и, крепко ухватившись двумя руками за кожаный пояс, потянул на себя. Петля сомкнулась на его шее, мужик задергал всем телом, попытался меня сбросить, но не преуспел. Когда же стало ясно, что допрашиваемый вот-вот откинет копыта, я ослабил удавку и еще раз использовал на сержанте слабенькое исцеляющее заклинание. Жестоко? Понимаю, что жестоко. Но жалости я не испытывал — еще помнил меч, занесенный над своею головой.

— Ты все понял? — поинтересовался я у своего пленника.

— Да, — хрипло ответил тот.

— Что ты понял? — задал я новый вопрос.

— Что ты сын говна и шлюхи.

— А вот это ты зря, — мрачно сказал я, вновь затягивая пояс, — родители у меня приличные люди. И я их очень люблю, хоть и не оправдал их надежд.

Сержант оказался или крайне упорным, или совершенно упоротым мужиком. Еще пять раз мне пришлось ему демонстрировать к чему приводит грубость и хула на моих родных. Сломался он только тогда, когда я перестал его лечить после сеансов оздоровительной асфиксии. И знаете, что самое печальное во всем этом? То, что этот дурак напрасно страдал. Не было ничего сверхсекретного и уж тем более такого, ради чего стоило битых полчаса висеть на грани жизни и смерти. Ну, честное слово, бывают же идиоты.

В общем: послали этот отряд действительно за мной. Что и не удивительно, ведь свидетелей моего триумфального бегства на предвратной площади Фельзена хватало с избытком, и кто-то обязательно кому-то бы рассказал, что нашелся лихой парниша, вертевший запреты его милости на разного рода неприличных местах. А это уже практически оскорбление правителя земель, почти что государственная измена. И кто бы, в итоге, оказался крайним? Правильно! Начальник