Хищное утро - Юля Тихая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я могла по-разному относиться к Лире, но она была моей подругой, и меньше всего я желала ей боли. Она часто бесила меня, говорила глупости, фонтанировала странными эмоциями и проходилась по самой границе этикета, но она всегда у меня была.
Конечно, я сама никогда не стала бы плакать вот так. Но когда я психовала из-за возможной беременности, она была рядом и слушала, и это было очень, очень много.
— Он не согласится, — шёпотом сказала Лира, обмякнув на мне. — Он не согласится.
— Конечно, он согласится. Это прекрасное предложение.
— Это прекрасное предложение, — эхом повторила Лира, а потом всё-таки отодвинулась от меня и махнула рукой: пересаживайся, мол, на свою сторону. Успокаивалась она так же быстро, как и расстраивалась, и теперь на её заплаканном лице было жёсткое, тёмное выражение. — Это прекрасное предложение, но он не согласится.
Я пересела к себе и теперь смотрела на неё через стол. Над нами понемногу раскачивался, отзываясь, видимо, вибрациям с кухни, крупный жёлтый плафон с лампами. Рассеянный свет уродовал блюда, и даже куриная лапша приобрела какой-то трупный оттенок.
— С чего бы ему не соглашаться? — устало спросила я, заставив себя зачерпнуть немного супа.
Лира несколько мгновений смотрела на меня, яростно сверкая глазами, а потом откинулась на спинку дивана и неприятно, болезненно расхохоталась.
— Ты совсем ничего не понимаешь, да, Бишиг?
Я нахмурилась.
— Это политика, Бишиг! Связи и влияния! Что ты за Старшая, если не видишь этого?
Я была хорошей Старшей; так говорили даже предки, и только прабабушка Урсула добавляла к этому уничижительное: «для своих лет». У меня всегда были в порядке дела и документы, у меня ничего не терялось, у нас не было проблем с законом, а за последние пять лет остров Бишиг ни разу не сталкивался с серьёзным дефицитом. В конце концов, я просто действительно много работала, и это мои горгульи и мои контракты — вкупе с выстроенной системой товарооборота, — давали острову средства на существование.
А политика — что политика; красивые улыбочки не прокормят тебя зимой и не залатают дыры в пароме. Переговорами с другими Родами по большей части занималась бабушка, это была её территория и её маленькая страсть.
— Посмотри на это со стороны, — Лира взялась за вилку и рассказывала теперь, прерываясь на быстрое пережёвывание пасты. Она активно жестикулировала и так размахивала руками, что становилось немного жутко. — Есть Роден Маркелава, который что-то знает. Есть Волчья Служба, которой очень нужно это что-то. Что было бы разумно сделать?
— Договориться, — я нахмурилась. Я действительно не понимала, к чему она ведёт.
— О! Договориться, — Лира ткнула вилкой куда-то вверх, а потом принялась наматывать на неё спагетти. — Что делают люди, когда хотят договориться? Они идут и договариваются, Бишиг! Думаешь, папа не сделал для этого секретаря зеркало? Или, думаешь, предложение нельзя было передать адвокату сразу?
Я отодвинула от себя суп и наморщила лоб. Лира всегда как-то мгновенно видела эти странные дикие конструкции — что кому нужно, как этот кто-то может своё что-то получить, как и на кого нужно надавить; все те разы, что бабушка предлагала мне придумать какую-нибудь такую штуку, мне приходилось подолгу сидеть за бумагами и чертить, чертить, чертить.
И сейчас Лира говорила логичные, разумные вещи. Если бы я была секретарём Волчьей Службы, готовым к такой сделке, я не предлагала бы её при всём честном Конклаве, — я бы пришла, конечно, к Маркелава.
— Наверное, это была демонстрация, — наконец, предположила я. — Мигель никогда не отказывался от того, чтобы показать Конклаву достижения Рода. Это очень выгодная сделка, она усилит влияние Маркелава.
Лира покачала головой. Глаза её вновь стали прозрачными и печальными.
— Волчьей Службе не нужно показывать свою слабость, Бишиг. Ты ведь сразу поняла, что они ничего не знают, ведь так? А папе было бы слишком сложно заставить волков делать такие заявления, абстрактное влияние не стоит того. Понимаешь?
— Допустим, — я медленно кивнула. Вся эта очевидная для Лиры схема плохо укладывалась у меня в голове.
— Это не папа хотел гласности, — продолжала подруга, сцепив пальцы и уставившись взглядом в недоеденную пасту. — Этого хотели волки. А зачем бы им это было надо, да ещё и так сильно, чтобы опозориться перед Конклавом?
— Чтобы Конклав надавил на Мигеля, — сориентировалась я. — Все понимают, что это хорошее предложение, и тот же Серхо…
Лира с силой кивнула и повысила голос:
— И не только. Что будет, если папа откажется?
Я нахмурилась. И как-то очень живо представила, как Жозефина Клардеспри в своей неподражаемой манере высказывает Мигелю всё то, что она думает о нём лично, его методах воспитания и особенно — о грязном белье, которое Маркелава трясут перед достопочтимым Конклавом.
— А потом будет голосование. И Конклав не забудет несостоявшейся сделки.
Это я легко могла примерить на себя. Если Маркелава не готовы к сотрудничеству даже в таких условиях, это бросает тень на все колдовские Рода; во имя процветания нашего народа и дружеских отношений экстрадицию одобрит не только север. И тогда…
— Волки получат своё, — безжалостно продолжала Лира, не поднимая головы, и её голос дрогнул. — Они убьют его, они убьют его, они его убьют…
— Лира, Лира, — я перехватила её руки и неловко погладила запястье. — Тише, ну что ты… речь не идёт об убийстве, такого нигде не говорили. Даже если всё будет плохо, и Конклав постановит изгнать Родена, в Кланах действует мораторий на смертную казнь!
Лира молчала очень долго.
— Я видела это, Бишиг. Тёмная комната, его шею захлёстывает шнурок, он борется, хрипит, а потом падает. Я видела это в зеркале.
Она никогда раньше не упоминала этого, и я не смогла сдержать дрожи.
— Видела? Когда?
— В самом начале, — Лира так и смотрела в тарелку, а руки её были холодными и влажными. — Когда… когда выдвинули обвинения. Его же забрали в изолятор, но я надавила на папу, папа надавил на следователей, и мы увезли его на остров. А теперь…
— Так может быть, это и было про изолятор? Но это не случилось, потому что вы…
— Нет, нет! Я это вижу! В зеркалах, в воде, в хреновой вилке!
Она отшвырнула от себя приборы, — вилка стукнула в дерево ширмы, а затем зазвенела по кафельному полу. Лицо Лиры шло пятнами, а растёкшийся макияж превращал его в страшную маску.
— Без ритуала? — аккуратно переспросила я. — Но, Лира, дар вашего Рода предполагает ритуалистику, и его применение разрешено только…