В смертельной опасности - Сергей Майдуков

Он постоял молча, слушая то, что говорила ему мать. В какой-то момент Ксюша встретилась с ним взглядом и обмерла. Она поняла, что в выражении «убит горем» нет никакого преувеличения. Это не метафора, не иносказание. Вадим был именно убит. Он держался на ногах, смотрел, разговаривал, но был мертвым. И ничто, и никто не мог вернуть его к жизни.

— Как отец? — спросил он. — Держится? Хорошо. Оба держитесь. И делайте, как я вам сказал. Что? Все равно теперь? — Помолчав, он согласился. — Мне тоже. Нет, мне не все равно. — После короткой паузы он отчеканил: — Мне не все равно. Я их… Их всех…

Он сделал глотательное движение, словно проталкивая внутрь себя нечто невообразимо горькое, колючее, непереносимое.

У Ксюши вдруг пропала способность слышать. Она стояла и смотрела на Вадима, беззвучно шевелящего губами. Как будто невидимый великан заткнул ей ладони, оберегая от правды, готовой свалиться на нее.

Когда Вадим закончил разговор, она посмотрела на него с ужасом. Ведь именно он должен был сообщить ей нечто страшное, не укладывающееся в рамки понимания и осознания.

— Что? — спросила она.

Он ответил.

Ксюша жалобно сморщилась.

— Я не понимаю, — сказала она, качая головой, — не понимаю.

Вадим повторил. Лиля умерла. Ее убили.

— Она уже мертвая была на руках у мамы, — сказал Вадим. — Мы думали, она спит, а она была мертвая. Побежала — ее застрелили.

В его голосе отсутствовало какое-либо выражение. Он говорил так, словно находился в глубочайшем гипнотическом трансе.

— На них направили оружие, помнишь? Мать боялась за отца, он за нее. Так и промолчали.

— Если бы они крикнули, их бы тоже убили, — сказала Ксюша и отстраненно удивилась тому, как спокойно, как рассудительно звучит ее голос.

Испытывала ли она боль? Нет, кажется, боли не было. Только бесконечная горечь от того, что ее дочери было отмерено так мало времени, а она, Ксюша, провела это время с другими. Она бросила Лилю ради красивой жизни. Ради своих удовольствий. Признав это, следовало немедленно разбить голову об стену, чтобы не ощущать себя такой подлой тварью. Ксюша осталась стоять на месте.

— Где Лиля? — спросила она.

— Ее увезли, — ответил Вадим. — Закопали где-нибудь, как собачонку. Нет трупа — нет преступления. Если родители заявят, их объявят сумасшедшими. Или, хуже того, обвинят в том, что это из-за них девочка сбежала и потерялась.

— Это всё так…

Ксюша запнулась. У нее не было определений. Беда, обрушившаяся на нее и Вадима, всё еще не ощущалась в полной мере, но боль давала себя знать, и это была боль того рода, которая не кончается никогда. С ней свыкаешься, с ней смиряешься, но она не отпускает до конца жизни.

— Пойдем, — позвал Вадим, выглядывая из камеры.

— Подожди, — попросила Ксюша.

— Что? — Он нетерпеливо обернулся.

— Твои родители винят меня? — спросила она.

— Да, — ответил Вадим.

— А ты? — в ее голосе прозвучала надежда, которую на самом деле она потеряла.

— Я тоже, — резко сказал он, но позвал снова. — Пойдем.

И они пошли.

После рождения Лили Вадиму часто снился один и тот же сон, ужасавший его сильнее любого кошмара.

Вот он живет-живет. Занимается чем-то привычным, не важно чем. И вдруг осознает (или ему говорят), что дочери с ним нет. Уже давно. Она потерялась много лет назад, а он и забыл. Но вот приходит время вспомнить. И это так мучительно, что пережить просто невозможно. Потому что во сне Вадим понимал, что дочка не просто заблудилась. С ней сотворили такое, что представить страшно.

Просыпаясь после такого наваждения, Вадим долго лежал в темноте, моля Господа о том, чтобы ничего подобного никогда-никогда не приключилось в реальности. Но вместе с этим он понимал, что просьбы тщетны. Как будет, так будет. И тогда, преисполнившись горечи, Вадим говорил себе, что он не пережил бы исчезновения Лилечки. Без нее всё теряло смысл.

Он ошибался. Смысл остался. Он был обязан испытывать эту боль, несмотря ни на что. Уйти из жизни означало предать память Лилечки. Кто-то должен был помнить о ней. Только в этом ее существование продолжалось.

Нельзя сказать, что Вадим размышлял об этом, продвигаясь к выходу из огромного, чистого и гулкого подвала. Это были не мысли и даже не эмоции. Это было одно ясное понимание того, что есть и что будет дальше.

О мести Вадим тоже специально не думал. Он совершенно точно знал, что убьет всех до единого, кто в той или иной степени причастен к гибели дочери, однако никаких планов расправы не строил. В данный момент следовало выбраться из плена. Пока это была главная цель, которую преследовал Вадим.

В левой руке он держал ключи с брелоком. В правой — тесак. Стрелять не хотелось. Если разворошить это осиное гнездо, то его могут убить, вышибить ему мозги вместе с драгоценными воспоминаниями. Вадим не собирался давать врагам такую возможность. Он слишком дорожил своей памятью.

Поднявшись по каменным ступеням, он подал Ксюше знак остановиться и прислушался. Сквозь окна в дом проникал червонный вечерний свет, придавая происходящему оттенок нереальности. В доме царила мертвенная тишина, нарушаемая лишь далекими звуками работающего телевизора. Передавали новости. Женский и мужской голоса поочередно тараторили свои скороговорки.

Призывно махнув рукой, Вадим двинулся дальше. Они пересекли просторный холл и повернули к двери, по обе стороны от которой стояли рыцарские доспехи с опущенными забралами.

«Лиля бы испугалась», — подумал Вадим и стиснул зубы. Лилю ничто уже не могло напугать. Самое страшное с ней уже произошло.

Вадим приблизился к двери осторожными, бесшумными шагами. Ксюша держалась в полутора метрах позади, стараясь подражать его движениям. Он отстраненно отметил про себя, что в опасных передрягах на нее можно положиться. Во всем остальном — нет.

В правом верхнем углу двери горел крохотный красный огонек, похожий на глаз злобного призрака. Неужели дверь поставлена на сигнализацию?

Вадим указал на огонек Ксюше. Поманив его, она прошептала ему на ухо:

— Когда дверь открывается, у охранников включается камера.

— Где? — так же тихо спросил он.

— Наверху и в сторожке у ворот.

Это означало, что в распоряжении беглецов будут считанные секунды.

Вадим посмотрел сквозь стекло на бордовый «Порше», стоящий возле ступеней.

— Машина Леонида, — шепнула Ксюша. — Ключи всегда воткнуты. Он их не вынимает.

— Приготовься, — предупредил Вадим. — Ты должна запрыгнуть в тачку очень быстро. Быстрее быстрого.

— Я справлюсь.