Глубинная ловушка - Валерий Рощин

Все подводные лодки немного похожи друг на друга – как внешне, так и по своему устройству. Лишь специалист способен сразу и безошибочно определить тип, принадлежность, назначение судна; у простого сухопутного обывателя на выполнение тех же задач уйдет множество часов и попыток.

Продолжая осматриваться в отсеке, узнаю практически каждый пульт с приборами, каждый агрегат управления и предмет обихода. Только размеры центрального поста непривычно малы: в самой широкой части – метра два с половиной и метров пять в длину. Остальное – в точности соответствует оснащению наших лодок среднего и малого класса. Штурвал, ворочающий рулями для управления лодкой на ходу; пульт управления электроклапанами, их механические дублеры; рабочие места командира, вахтенного на руле, штурмана. Местечко для акустика с наушниками и экраном эхолота (из-за экономии пространства отдельной рубки для акустиков не предусмотрено); убранный перископ… Совпадает даже количество висящих на переборках специальных лодочных огнетушителей.

Капитан с Питером о чем-то приглушенно совещаются. Возле нас дежурит складный морячок с пистолетом в кобуре.

У меня не очень хорошая память на лица. Тем не менее я старательно пытаюсь определить, сколько человек осталось на борту «Косатки». Пока запомнил пятерых.

Местное начальство не обращает на нас внимания, и я осторожно шепчу соотечественнице:

– Как себя чувствуете?

– Уже нормально. А сначала чуть не умерла со страху, – так же тихо отвечает она. – Кстати, Евгений, эти господа прослушивали ваши переговоры.

– Каким образом?

– Видите, на ближайшем пульте желтую коробочку?

Ах, черт! Вижу, Анна Аркадьевна, вижу. Лежит станция гидроакустической связи «Aquacom» и посмеивается. Мы пользуемся такими же, правда, после некоторых доработок, вносимых техническим отделом нашего родного департамента контрразведки. Уж не та ли это станция, которую в Норвежском море сорвал с Игоря Фурцева беглый британский водолаз? Не факт, конечно, но вероятность очень приличная. По крайней мере, теперь объяснимо возникновение небольших помех при использовании гидроакустической связи. Когда подводники встраивались в наш канал, слышались слабые щелчки, иногда шипение.

– Были у меня подозрения, – морщусь от досады на бестолковые габариты Фурцева и в то же время благодарю бога за проявленную в крайнем погружении предосторожность. – Анна, а кто из них вас сюда притащил?

– Тот, – кивает она на мужика с треугольной физиономией.

– Понятно. А где командный блок?

– Не знаю. Этот коренастый отобрал его снаружи, и больше я блок не видела…

Меж тем тайная вечеря в стане противника завершена.

– «Скатом» ты называешься в море. А как тебя зовут на суше? – оборачиваясь ко мне, спрашивает Питер.

– Какая тебе разница?

– Должно же быть у парламентера имя!

– Зови Федором.

– Так с каким предложением ты к нам пришел, Федор?

Пожимаю плечами:

– С предложением умереть не в этом дальнем походе, а в следующем.

– Что хотите получить взамен?

– Взамен вы отдадите все наше имущество, откроете шлюз и выпустите нас.

Питер переводит капитану короткий диалог, после чего оба нервно посмеиваются.

– Неужели мы так похожи на идиотов, полагающихся на чье-то честное слово?

– У вас есть другой выход? Гребной винт надежно зафиксирован, и освободить его не получится – снаружи дежурят боевые пловцы, имеющие на вас очень большой зуб за смерть своих товарищей. Так что если не договоримся – вам придется продуть цистерны и всплыть аварийно для вентиляции отсеков. Либо субмарину поднимут специальные суда, прибывающие в район часов через двенадцать-четырнадцать.

– И что с нами будет потом? – с каменным лицом спрашивает Питер.

По невозмутимому внешнему виду и по ровному голосу определить трудновато: срабатывает блеф или нам не верят.

Ладно, врем дальше.

– Потом лодку отбуксируют в наши территориальные воды, где вам придется ответить за гибель экипажа научного судна «Академик Антонов», за гибель боевых пловцов…

– К гибели вашего научного судна мы не причастны.

Ага – оправдывается! А поиск причин для оправдания – первый признак слабости.

– Господа, чтобы доказать свою непричастность, вам придется совершить настоящее чудо. Например, найти ключ к бессмертию или построить в нашей стране демократию.

– Надо подумать, – смотрит на часы Питер и вместе с капитаном покидает центральный пост.

* * *

– Знаете… У меня ужасно строгая мама. А я в детстве, как ни странно, была невероятно непослушным ребенком, – вытянув ноги и откинув назад голову, вспоминает Анна.

Она очень устала – и от комбинезона, и от неудобного кресла, и от постоянного нервного напряжения. Тем не менее она старается держаться. А я, как могу, подбадриваю…

– На вопрос «Откуда я взялась?» мама объясняла, что меня купили в детском магазине, – продолжает она неспешный рассказ. – Мальчики там стоили две большие пачки денег, а девочки – одну. У моих родителей была с собой только маленькая пачка денег, и тогда продавщица сжалилась – достала с дальней полки самую капризную, непослушную девочку и продала с огромной скидкой, честно предупредив, что у девочки отвратительный характер.

Теперь, запрокинув голову, смеюсь я.

– Вы серьезно?

– Абсолютно. Папа, услышав подобную импровизацию, пришел в ужас и попытался смягчить картину. Но история моего появления на свет произвела неизгладимое впечатление. До сих пор мурашки бегают по спине.

– Наверное, папа вас очень любил. Часто катал на шее, а на ночь читал длинные сказки о прекрасной принцессе.

– Да, я была папенькина дочка, и он регулярно читал мне сказки. Правда, делал это своеобразно, – глядит она в потолок и мечтательно улыбается. – Я, бывало, ложусь в постель, он садится на самый край и открывает толстую книжку. Начинает всегда бодро, с выражением. Потом все тише и тише… Короче говоря, через пятнадцать минут я бегу к маме со словами: «Он заснул, забирай!..»

Два вооруженных подводника стоят в трех шагах. Поглядывая на нас, тихо переговариваются и ведут себя довольно корректно. Мы не делаем резких движений, а наша непринужденная болтовня их не беспокоит.

– Я тоже появился на свет далеко от Москвы. Районный городишко: грязь, раздолбанные дороги, деревянные лачуги и запах навоза. В общем, как говорят заносчивые москвичи: глухая провинция, куда забыли завезти секс и новость об отмене советской власти. Когда я родился, дома никого не было. На кухне лежала записка: «Молоко в холодильнике».

Анна смеется, а мне на душе легчает. В ее глазах уже нет страха, отчаяния и безнадеги; за воспоминаниями о далеком детстве она окончательно расслабилась и вновь стала собой.