Тельняшка для киборга - Николай Рубан

— Чего? — выдохнул я.

— А он так, словно вслух размышляет: интересный мог бы проэкт получиться, ретро-эротика… Марлен Дитрих… Вивьен Ли… Мэри Пикфорд… Любочка Орлова… Это ж золотое дно!

— Ни-че-го себе…

— Вот так вот… Потом до меня дошло: а он ведь на этом не остановится. Он и детскую порнуху гнать будет и прочее — а что? Даже если и возьмут за вымя, так отделается легким испугом: а у меня все нормально, никакого растления малолетних, это спецэффекты! А на пиарщиках он какую деньгу срубать сможет — прикидываешь?

— Как это?

— Уф-ф, Сань, ну ты чего — в самом деле не врубаешься?

— М-м, не до конца еще…

— Вот именно до него и врубись, — язвительно поддел Сергей. — С этой штукой на кого угодно любой компромат состряпать можно. В постели с кем угодно. Хоть с кобылой. В общем, я ответил уклончиво.

— Это как?

— Да я его на… послал, — безмятежно ответствовал гвардии сержант запаса Серега — старый солдат, не знающий слов любви. — Слушай, мы в субботу на аэродром собираемся, за тобой заехать?

— Ох… Да и не знаю пока. До субботы далеко. Да и получка у меня еще не скоро…

— Давай-давай. Лаэрт спонсирует, за право выпуска. Второй раз обязательно прыгнуть надо. Первый раз любой дурак прыгнет, а вот если второй раз прыгнул, тогда — мужчина! Давай, ребята про тебя тоже спрашивали. Мося обещал научить палочками рубать — говорит, он тебе их в подарок приготовил — настоящие, из Пекина.

— Н-ну, давай… Я перезвоню, ладно?

— Давай, жду.

Ну и змей же ты, Серега! Так ни черта и не сказал — ни да, ни нет. Думай сам, решай сам. Как тогда, в самолете — мог бы милосердно пинком за борт отправить, так нет же, заставил самого холодным потом облиться…

Я вышел на балкон и полез в карман за сигаретами. Навалилась вдруг свинцовая усталость — тяжкая, тускло-серая. Вот спрашивается, почему судьба не всем одинаково везенье раздает? Моя доля явно кому-то другому досталась. Про таких, как я, у турков есть поговорка: «Если он решит торговать фесками, люди будут рождаться безголовыми, а если решит торговать гробами — люди перестанут умирать». Даже в самой фамилии уже готовая запрограммированность на облом. Вот глупость, а все же интересно: почему за всю жизнь в переполненном транспорте толпа ни разу не притискивала меня к молодым девчонкам? Только к старухам, либо к мужикам с густым перегаром пополам с ароматом недельного пота.

Помнится, в детстве была у ребятни коронная фраза: «Много хочешь — мало получишь!» Это был достойный ответ тем, кто пытался нагло стяжать ему не принадлежащее. Может и я — много хочу? Да ведь в том-то и дело, что — нет, немногого… Чтоб нужды этой проклятой не было, чтоб копейки перестать считать, чтоб не злиться, прочитав про очередное повышение цен за квартплату, ведь из месяца в месяц, из года в год так унижаться — да никакого сердца ведь не хватит! Черт меня побери со всеми потрохами, да что же это за жизнь такая, если человек не может достойно жить, пока в дерьме не изваляется?!

Затренькал звонок в прихожей. Ленка пришла, наверное. Пойду встречать… Наверное, ничего говорить пока не стоит.

Ленка пришла вместе со Светкой — ввалились в прихожую веселые, хохочущие, как две подружки. Привет-привет, чмок-чмок. И, конечно же, сразу:

— Ну что? Был у Генки? — и ведь, черт побери, с такой надеждой смотрит!

— Был, был… — изо всех сил попытался натянуть я на «морду лица» улыбку. Да видно, кисловатая она у меня получилась.

— И что?.. — разве обманешь ее? Она же меня, как облупленного, знает — вот и смотрит уже с тревогой, догадывается…

— Расскажу, Ленок, расскажу, — вздохнул я. — Только это в двух словах не получится. Мойте руки, поужинаем, а потом расскажу все по порядку, — и я пошел на кухню разогревать вчерашние макароны.

* * *

Сигарета в тонких Ленкиных пальцах истлела почти до самого фильтра, и хрупкий белый столбик пепла давно должен был свалиться на клеенку. Но почему-то не сваливался, несмотря на то, что Ленкины пальцы чуть заметно подрагивали. Словно в трансе, мы смотрели на эту невесомую кривоватую палочку и молчали. Все было ясно без слов.

Что должна говорить нормальная женщина в таких случаях? «Не валяй дурака, милый. У тебя семья, о ней ты и должен думать. Второй раз такую работу не предложат. А откажешься ты — найдется другой, без комплексов, кто эту работу все равно сделает, рано или поздно. А ты останешься честным и с чистой совестью. И с пустыми карманами». И она была бы права на все сто. И мне было бы потом хоть чуточку легче оправдаться перед собой. Хоть и говорят, что легче всего перед собой оправдаться — не знаю, кому как…

Столбик пепла, наконец, отвалился и упал на стол, разломавшись посередине, словно фюзеляж самолета при катастрофе. Ленка спокойно, очень аккуратно вытерла клеенку губчатой салфеткой и кротко произнесла слова, услышать которые хотят все мужики нашей эпохи дикого феминизма, а, услышав наконец, теряются:

— Решай сам. Ты — мужчина, — и, помолчав, проговорила с еле слышно позванивающими слезами в голосе: — я просто устала уже сама все решать. Спокойной ночи.

Ну вот. Сговорились они все, что ли? «Решай сам, ты мужчина!» Скажите пожалуйста, какие у нас кавказские замашки появились. Вах! Вы в каком горном ауле воспитывались, девушка? Я-то вам не джигит, увы… У меня воспитание другое — попробуй реши что-нибудь сам, так потом упреков не оберешься. И почему обои не того цвета купил, и зачем ребенка (из любопытства форматнувшего диск) в угол поставил, и зачем ты мне эти хризантемы купил, и так денег в обрез… А потом сетуют: дескать, мужики вывелись, обмельчали…. А у арбатской телефеминистки на все случаи готов жизнерадостный ответ: «Да бросьте его к чертовой матери!»

А что изменится, если я откажусь? Что, жизнь остановится? Генка — парень напористый, уж если решит — так своего добьется, будь спокоен. И нужную команду соберет, и программу эту заполучит, и «ретро-клубничку» будет штамповать, и все остальное. Не сегодня, так завтра. Что, те физики, которые первую атомную бомбу делали, не понимали, какого джинна из бутылки выпускают? А что делать? Прогресс не запрешь, он все равно себе дорогу найдет. Не у тебя, так у соседа. Только почему все же так получается, что любое изобретение прежде всего норовят приспособить либо для войны, либо для спецслужб, либо для криминала? «Кто создал колесо, хотел едва ли, чтобы на нем людей колесовали…»

Я потянулся к сигаретной пачке. Она оказалась совсем легкой. Ну вот, не заметил, как все прикончил. И, конечно же, курить захотелось просто мучительно, до тягучей кислой слюны. Машинально вспомнив Витька, я покопался в пепельнице — не осталось ли «королевского бычка»? Фиг… Ладно, пройдемся до киоска, заодно и мозги проветрим.

Погода была как раз под стать моему настроению: тоскливо-унылая, с ощущением скорых жестких холодов. Мельчайшие дождинки не столько падали, сколько плавали в воздухе — сыром и холодном, как в деревенском колодце. А моим тягостным мыслям не хотелось, видно, оставаться одним на прокуренной кухне, и они увязались на прогулку за мной.