Проект "Сколково. Хронотуризм". Книга 2 - Татьяна Михайлова

А солнце уже подошло к зениту и даже перевалило свою высшую точку. Поймавшая попутный ветер в паруса «Мария Селеста» неслась к Гибралтару. Павел, оставшись на палубе в полном одиночестве, устроился у привязанных к наружной носовой переборке бочек с питьевой водой и смотрел то на блестевшую под солнцем рябь Атлантики, то по сторонам. Ни души, только шумит ветер в натянутых вантах, над головой хлопают паруса, а в борта корабля бьются волны. Бегущая вода манила, притягивала взгляд, и от созерцания разлетающихся бурунов было невозможно оторваться. Но тут Павел почувствовал, как у него начинает кружиться голова, перед глазами на миг потемнело и от голодного спазма свело желудок. Надо сделать паузу, передохнуть, пока события позволяют. — самое интересное, похоже, впереди, и надо быть готовым к любым неожиданностям. А для начала хорошо бы немного подкрепиться, кажется, в саквояже его ожидает сухой паек, он же завтрак туриста, заботливо предложенный консультантами из Сколкова. Павел осмотрелся еще раз, направился к трапу, легко сбежал по нему вниз и остановился в полумраке, оглядываясь по сторонам. Рядом никого и ничего, только уже успевший стать привычным легкий треск и удары волн по обшивке корпуса бригантины да смесь запахов. И основной, перебивающий их запах табака — где-то поблизости курят трубку, значит, матросский кубрик вон там, за изгибом стены коридора. Дверь в каюту врача плотно закрыта, признаков жизни фон Штейнен не подает. «Напился и дрыхнет, наверное», — порадовал себя дедукцией Павел, направился в свою каюту и открыл саквояж.

— Так, что тут у нас вкусненького? — Павел надорвал край полиэтиленовой упаковки и извлек из нее коробку с сухим пайком. Открыл и уставился на содержимое картонной емкости — два шоколадных батончика (один из них диетический), небольшое красное яблоко, малюсенькая упаковка с соком и несколько сухих хлебцев.

— Гады, — бессильно выдохнул Павел, — сволочи очкастые. Я им что, фотомодель, чтобы сухой корм лопать?

Но голод снова напомнил о себе урчанием в желудке, да еще и разболелась шишка на лбу. Нет, так не пойдет, еще не хватало вырубиться в самый ответственный момент и все пропустить. Павел схватил со стола первый батончик, разорвал фольгу и вцепился зубами в клейкую смесь шоколада, нуги и изюма. Половина обеда исчезла мгновенно, за ней последовали хлебцы и второй батончик, следом отправились яблоко и сок. Как ни странно, этого почти хватило — настроение резко улучшилось, боль в ушибленной голове прошла, и она перестала кружиться.

— Вернусь — всех поубиваю, — пробормотал Павел с набитым ртом и запихивал обратно в саквояж перепачканные шоколадом обертки батончиков, — за такие деньги такое… Нет, на лобстеров, конечно, было глупо рассчитывать, но все же… — И прикинул в уме сумму иска, которую укажет в заявлении. Получилось немало, и это не могло не радовать.

Смятая коробка с остатками упаковки вернулась в саквояж (все это пригодится потом, в качестве вещдоков), и Павел растянулся на диванчике. Хотя растянулся — это громко сказано, устроился кое-как, полусидя, закинул руки за голову и закрыл глаза. Пока все тихо, можно и вздремнуть ненадолго — не орет вроде никто, в коридоре за тонкой переборкой все тихо, наверху, кажется, тоже. Образовавшуюся паузу надо использовать с толком и хорошенько обдумать все, что видел, слышал и о чем догадывался. Несколько версий уже отпали сами собой, осталось еще несколько. Одна из них самая неприятная, она же наиболее опасная — мятеж команды. Но пока причин для такого развития событий не видно и не слышно, капитан прекрасно владеет обстановкой на корабле, несмотря на недавнюю истерику своей жены. Возможно, для бунта есть и глубоко скрытые от глаз стороннего наблюдателя причины, и все станет окончательно понятно только после того, как они заявят о себе… Дальше мысли стали путаться, заплетаться друг о друга, как ноги пьяницы, и пропали в разверзшемся черном омуте сна.

— Он давно должен был вернуться! Что, черт возьми, происходит, где он? Кто видел его? Когда? Где? — рявкнул кто-то во всю глотку за переборкой.

Павел спросонья едва не свалился на пол. Но вскочил с дивана, помотал головой, чтобы проснуться, и почти сразу сообразил — это голос Альберта Ричардсона. И, судя по тону и интонациям, с какими были сказаны эти слова, помощник капитана взбешен не на шутку. Ему что-то отвечали — вразнобой и издалека, но Павел, как ни прислушивался, разобрать ничего не смог. Поэтому он осторожно приоткрыл дверь и нос к носу столкнулся с Ричардсоном.

— Простите, Патрик, я забыл, что вас разместили здесь. Эта чертовщина начинает надоедать мне, капитан требует ответа, а мне нечего сказать ему. Если это чьи-то шутки, то клянусь, я заставлю шутников пожалеть, что они появились на свет. — Ричардсон умолк и двинулся вперед, в полумрак коридора.

— А что произошло? — крикнул Павел в спину помощника капитана и одновременно глянул на дверь каюты врача.

— Пропал один мой матрос — Мартенс, его нет нигде. Он давно должен был вернуться и доложить о выполнении приказа, но я не видел его уже больше трех часов. Тот, кто ушел с ним, Гондешаль, клянется, что ничего не знает, — не оборачиваясь, раздраженно бросил в ответ Ричардсон и скрылся за изгибом стены коридора.

«Пропал. Что значит — пропал? Как можно пропасть на корабле?» Павел еще плохо соображал со сна, он сделал шаг вперед, чтобы догнать помощника капитана и расспросить его хорошенько, но далеко уйти не успел. По ступеням трапа кто-то быстро сбежал вниз и теперь торопливо шел по коридору.

— Разрешите пройти.

Павел обернулся на голос и остановился, глупо улыбаясь. Перед ним — мрачный, побледневший и взбешенный до крайности, стоял собственной персоной капитан Бенджамин Бриггс. И проявлял нетерпение: еще немного, и он просто отпихнет «найденыша» с дороги, чтобы тот не мешался под ногами.

— Прошу вас, господин капитан. — Павел снова влип спиной в обшитые досками стены коридора, пропуская капитана дальше. И поклялся себе, что не тронется с места, пока не выяснит все до мельчайших подробностей.

Капитан быстро исчез в полумраке, за дверью каюты фон Штейнена по-прежнему тишина и покой. Зато из дальнего конца коридора послышался все усиливающийся гул голосов и топот ботинок. Первым из-за поворота показался Ричардсон, за ним шагали два матроса, оба чем-то неуловимо похожие друг на друга — лицом, походкой и манерой откровенно пялиться на незнакомого человека. Взгляды наглецов Павел проигнорировал, он ждал появления капитана. Тот замыкал процессию, шел, задрав подбородок и глядя прямо перед собой. Павел пошел ва-банк. Он подскочил к Бриггсу, перегородил ему путь и заговорил быстро, взволнованно и не забывая при этом улыбаться по-идиотски:

— Господин капитан, я до сих пор не имел возможности выразить вам свою благодарность и признательность за то, что вы не оставили меня посреди океана, не бросили на корм рыбам. Там рядом была одна, она показалась мне огромной, как кит. Вы когда-нибудь видели кита? — протараторил эту ахинею Павел и взял паузу, чтобы набрать воздуха в грудь.

— Да, видел, — кратко ответил Бриггс и попытался обойти назойливого гостя, но тот не унимался:

— В самом деле? О, простите мою навязчивость, но мне так хочется быть вам полезным, помочь вам. Возможно, от меня будет толк, если вам нужна еще дополнительная пара рук. Мне не терпится отблагодарить вас…