Однажды и навсегда - Светлана Головьева

Через пять минут Джек выходит из спальни полностью одетый. Его лоб как всегда нахмурен, а лицо отстранённое. Мыслями он явно далеко отсюда. Я поднимаюсь с пола и подхожу к нему. Он смотрит на меня невидящим взглядом и быстро целует в щёку.

— Куда ты? — спрашиваю я, наблюдая за тем, как он надевает свои ботинки.

— Проедусь, мне нужно немного проветриться, — бормочет он и снова целует меня, но я не чувствую ничего, кроме обеспокоенности.

— Ты уверен, что хочешь ехать в таком состоянии? Я имею в виду, это не совсем безопасно.

— Не переживай, — он улыбается, но получается фальшиво и неестественно. А после Джек выходит за дверь и она с тихим щелчком закрывается за ним. Я стою на месте, как вкопанная. Нельзя его так отпускать. Он обязательно что-нибудь натворит. Чёрт! Срываюсь с места и босиком выбегаю в коридор. Быстро спускаюсь по ступенькам, надеясь, что он ещё не уехал. На мне только тонкий свитер, еле прикрывающий попу, поэтому стоит мне оказаться на улице взгляды прохожих устремляются на меня. Ветер холодит ноги, но я не обращаю внимания. Я оглядываюсь в поисках Джека, но вижу только, как он удаляется на своём мотоцикле, вливаясь в дорожный поток. Обречённо вздыхаю и возвращаюсь обратно. Теперь он сам по себе, я уже ничего не смогу сделать, чтобы помочь ему справиться с этим. Человек должен хотеть, чтобы ему помогли. А Джек явно этого не хочет. Мне остаётся лишь надеяться на то, что с ним всё будет в порядке, и он вернётся ко мне.

ДЖЕК

Я люблю скорость. Люблю чувствовать урчание двигателя во всём теле, пока несусь по улицам города. Ощущать ветер на своём лице, конечно, это не безопасно и обычно я всегда надеваю шлем. Но не сегодня. Сегодня моё тело кипит внутри, сводя меня с ума. Это утро началось просто прекрасно, как и любое другое в компании Кензи. Каждый день я всё больше влюбляюсь в неё, хотя кажется, что больше уже некуда. Хоть я и знаю её много лет, но она постоянно находит, чем меня удивить. Теперь я знаю, что по утрам она читает модные журналы, а на прикроватной тумбочке всегда лежит книга, которую она читает перед сном. И всегда это что-то из английской классики. Она любит есть шоколадную пасту прямо из банки, и делает это без помощи ложки. Однажды, я застал её за этим занятием и всё моё тело буквально взбунтовалось. А кто вообще может устоять перед тем, как девушка слизывает шоколад с пальца. Кензи делала это, не задумываясь, что я увижу. И это зрелище было самым сексуальным, что я видел. Эта девушка крепко привязала меня к себе, и я ни разу не подумал сопротивляться.

И вот теперь мои родители просто обязаны приехать и внести хаос в мою привычную жизнь. Я уже с трудом могу вспомнить те счастливые моменты, что у нас когда-то были. Они любили меня, пока я был хорошим сыном, пока не ввязывался в драки и не прогуливал уроки. Смутно, но я помню это. А потом всё само собой скатилось в никуда. Я оказался не таким правильным и эталонным сыном, о котором они могли бы рассказывать своим друзьям в загородном клубе. Но разве у меня был шанс? Я не хотел лгать им и скрывать свою бунтарскую сущность за строгими костюмами и фальшивыми улыбками. Я был сорванцом, но я не ввязывался в драки просто так. Я никогда не начинал их первым, но если это нужно было, то я мог постоять за себя, за друзей или просто незнакомого мне ботаника. Да, не буду отрицать, мне нравилось драться, но я не был таким уж хулиганом. Да если и был, неужели родители не должны любить своих детей такими какие они есть? Вроде презумпции невиновности. Но мои родители решили, что я какой-то бракованный и ремонту не подлежу. И всё же отец время от времени продолжает тыкать меня носом в то, что я никчёмный. Его бесит, что я занимаюсь татуировками, вместо того чтобы заняться чем-то более существенным. Возможно, лишь назло ему я продолжаю зависать у Джен и не решаюсь открыть своё дело. Мне доставляет дикое удовольствие, когда я рассказываю отцу о своей работе. Мама же старается играть роль заботливого родителя и делает это на твёрдую пятёрку. Многие глядя на неё скажут, что она безумно меня любит. Но под этой маской я чувствую, что она не очень довольна мной. Мои родители оба выпускники самых лучших университетов. Это что-то вроде семейной традиции и я единственный её нарушил.

Съезжаю к пристани, где в ряд выстроились дорогие яхты и корабли. Солнечные лучи отражаются от спокойного океана, ослепляя меня. Проезжаю туда, где меньше всего народа и останавливаю мотоцикл. Ставлю его на подножку и иду к бетонному ограждению. Сажусь на него и перекидываю ноги. Если немного наклониться, то можно достать рукой до океана. Погода сегодня выдалась достаточно тёплая для конца апреля. Ветра практически нет, отчего поверхность океана напоминает огромное зеркало, лишь местами идёт рябь, заставляя двигаться пришвартованные яхты. Над водой летают чайки, звонко перекрикиваясь. Где-то позади, прогуливаются туристы, фотографируя всё, что им попадается. Но сейчас я не обращаю внимания ни на что. Есть только я и океан такой спокойный и безмятежный, что встречается не так часто. Полная противоположность моему внутреннему состоянию. Мы с ним во многом похожи. Я большую часть времени такой же импульсивный, хмурый, недовольный. Внутри меня всегда бушует шторм, но с приходом Кензи что-то изменилось. Кажется, что только она может совладать с моей непостоянной сущностью.

Беру небольшой камешек, лежащий рядом, и закидываю его в тёмные воды океана. От него мигом расходятся круги, пока постепенно не исчезают. Потом я бросаю ещё один и ещё. Я словно освобождаюсь, скидывая с себя этот эмоциональный груз. С каждым кругом на воде я становлюсь спокойней. Мне уже не хочется начистить чью-то морду.

— Терапия блинчиками? — слышу я насмешливый мужской голос. Поворачиваю голову к своему гостю и вижу, как ко мне подходит Кэм. На нём синяя рубашка-поло, руки спрятаны в карманы чёрных джинсов, а на ногах потрёпанные кеды. Кажется, что нам всё ещё семнадцать. Что всех этих лет не было, что всё это дерьмо не случалось с нами обоими. Но всё это далеко не так. Мы уже давно не дети. А этот взрослый мир оказался не таким увлекательным, как мы думали.

— Что ты тут делаешь? Я думал ты сейчас на каком-нибудь тренинге для молодых папаш, учишься надевать подгузники и пеленать пластиковых кукол.

— Откуда ты так много знаешь об этих тренингах? — усмехаясь, спрашивает друг, устраиваясь рядом со мной.

— Иногда я смотрю телевизор, чувак, — отвечаю я серьёзным видом, а после мы оба смеёмся.

— А если серьёзно, то мне позвонила Кензи, она беспокоилась, — произносит Кэм, тревожно глядя на меня. — Ты в порядке? Она сказала, что звонили твои родители.

— Они возвращаются. Я не вникал в суть, кажется, что-то произошло с их винодельным бизнесом. После того, как он сказал, что возвращается назад, я отключился от разговора. Я не хочу их видеть, не хочу снова притворяться тем, кем я не являюсь. А они определённо захотят устроить какой-нибудь праздник по возвращению. Созовут весь город, чтобы показать какая мы дружная семья.

— Это хреново! Сочувствую, брат. Но может они изменились? Дай им второй шанс.

— Вы сегодня все как сговорились! — кричу я и вижу, как несколько прохожих оборачиваются в мою сторону. Бросаю в них грозный взгляд, и они испуганно спешат дальше.