Эпоха завоеваний - Ангелос Ханиотис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лидерство Рима в этой сложной системе союзов и зависимых общин базировалось на fides (верности) — ценности, лежавшей в основе всего аристократического римского общества. Fides обязывала лицо, занимающее более высокое положение в иерархии (patronus), оказывать защиту подчиненному лицу (cliens), получая взамен поддержку последнего в борьбе с другими представителями знати за политическую власть и общественный престиж. Будучи перенесенной в сферу внешней политики Рима, ценность fides обязывала его выступать в интересах тех, кто принял его главенствующее положение в качестве союзника или его власть — в качестве подчиненной общины. Римская экспансия включила в систему fides общества восточного побережья Италии и Сицилии. Вот почему в конце III века до н. э. Рим не смог проигнорировать пиратские нападения иллирийцев, как он делал это в прошлом, когда жертвы грабителей еще не были включены в эту сеть.
Поэтому Первая Иллирийская война, проще говоря, отражает несколько важных черт римской экспансии: Рим подал заявку на лидерство со всеми политическими, военными и экономическими выгодами, вытекающими из такой гегемонической позиции; локальная война вынудила его вмешаться, чтобы подкрепить свое лидерство; эта интервенция привела к дальнейшему расширению контактов Рима и включению в сеть римской гегемонии новых членов. Новые контакты предполагали новые обязательства, а значит, следовало ожидать новых вмешательств. Серьезные проблемы у кого-то из новых друзей вынуждали Рим продемонстрировать свое лидерство и оказать защиту; эта интервенция, в свою очередь, продвигала Рим далее на восток — к новым контактам, новым обязательствам и новым вторжениям. Этот процесс кажется знакомым, потому что мы видели, как он развивался в случае с другими гегемониями, самым недавним примером чего является случай с США.
Если римляне еще не знали, что человеку, однажды совершившему измену, доверять нельзя, то вскоре этот урок им пришлось выучить. Деметрий Фаросский, предательство которого помогло им победить в войне, усилил свою власть, укрепил позиции союзами с Македонией в 222 году до н. э. и с иллирийским племенем истров в 221 году до н. э., а затем попытался вернуться к той самой политике, которая привела к падению Тевты. В 220 году до н. э. новый иллирийский флот в нарушение договора с Римом выплыл южнее города Лисса, разграбил Южный Пелопоннес и навел ужас на острова Эгейского моря.
В греческой «Союзнической войне» Деметрий выбрал сторону Македонии. Можно предположить, что его целью было возрождение могущества Иллирии. Должно быть, он решил, что момент удачен, так как внимание Рима было отвлечено сперва кельтскими племенами в Северной Италии (225–222 гг. до н. э.), а затем — Карфагеном (219 г. до н. э.); Македония же была надежным союзником. Он расширил свои владения за счет друзей Рима и сделал плавания в Адриатическом море небезопасными. Он не ожидал от Рима немедленного и мощного ответа. Но прямо перед началом войны с Ганнибалом римский сенат постановил обезопасить гавани в Иллирии, и разгорелась Вторая Иллирийская война. То, что началось как грабительский поход, имело эффект домино в силу переплетений между различными сторонами. Выдающаяся стратегия римского консула Эмилия Павла, атаковавшего Деметрия в сердце его державы — на острове Фаросе, — решила исход войны в пользу Рима в 218 году до н. э. Деметрий бежал к македонскому двору, а в Иллирии возникли независимые мелкие племенные государства.
Пока Эмилий Павел в Риме праздновал триумф, в Италию направлялась армия Ганнибала. Покорив в 220–219 годах до н. э. Испанию, Ганнибал перешел Пиренеи, а затем, в сентябре 218 года до н. э. — Альпы; в октябре 218 года до н. э. он вторгся в долину реки По с 20 000 пехоты и 6000 конницы. Всего через два года Эмилий Павел погибнет на поле боя при Каннах, могущество Рима будет поколеблено, а история греков и римлян окажется переплетена так сильно, как в конце Второй Иллирийской войны никто не мог бы и предположить.
Примерно в то же время, когда битва при Рафии положила начало важным изменениям в Египте, вдалеке от Восточного Средиземноморья произошло другое знаменательное военное событие, имевшее долгосрочные последствия. В конце июня 217 года до н. э. римская армия, дабы остановить продвижение Ганнибала в Северную Италию, заняла позиции у Тразименского озера. В битве на его берегу римляне пережили одно из наиболее унизительных поражений в своей истории. Разгром и колоссальные потери (как утверждают, погибло 15 000 человек) вызвали панику в Риме и заставили сенат назначить диктатора — главнокомандующего, обладавшего властью над всеми магистратами на период до шести месяцев: мера исключительная, допустимая лишь в отчаянном положении.
Пока Ганнибал продолжал свой поход в Центральной и Южной Италии, некоторые союзники Рима переходили на его сторону, а римляне начинали опасаться за само существование их города, Филипп V принял неожиданное решение: в августе 217 года до н. э. он пригласил греков на мирную конференцию в Навпакте. Его главного соперника, Этолию, представлял ее ведущий политик Агелай. Историк Полибий пересказывает речь этолийского лидера, в которой он убеждал Филиппа V шире взглянуть на последствия войны между Ганнибалом и Римом:
«Восторжествуют ли карфагеняне над римлянами, или римляне над карфагенянами, победитель ни в каком случае не удовольствуется властью над италийцами и сицилийцами, что он будет простирать свои замыслы и поведет свои войска далеко за пределы, в каких подобало бы ему держаться… Если царь стремится к приумножению своих владений, то он советует ему обращать взоры на запад и зорко следить за нынешними войнами в Италии, дабы в положении мудрого наблюдателя выждать удобный момент и попытаться добыть себе всемирное владычество. Настоящий момент благоприятствует таким стремлениям. Распри и войны с эллинами он убеждал царя отложить до времен более спокойных и позаботиться больше всего о том, чтобы сохранить за собою возможность заключать с ними мир или воевать по своему желанию. „Если царь допустит только, чтобы поднимающиеся теперь с запада тучи надвинулись на Элладу, то следует сильно опасаться, как бы у всех нас не была отнята свобода мириться и воевать и вообще устраивать для себя взаимные развлечения — отнята до такой степени, что мы будем вымаливать у богов как милости, чтобы нам вольно было воевать и мириться друг с другом, когда хотим, и вообще решать по-своему наши домашние распри“»[67].
Полибий записал эти строки полвека спустя, когда тучи, тогда лишь сгущавшиеся над Западом, уже висели над Грецией. Пусть Агелай и не говорил тех самых слов, которые вкладывает ему в уста Полибий, его речь выражает общие для того времени мысли. Идея объединения греков ради противостояния внешним угрозам принадлежит долгой традиции греческой идеологии: греки — большая их часть — боролись с персидским нашествием Ксеркса в 480 году до н. э.; Филипп II и Александр устраивали Панэллинский союз против державы Ахеменидов. Ведущие греческие государственные деятели следили за событиями, происходившими в Италии. Совет Агелая отложить войны против греков отвечает беспринципной политике того времени и печально известному коварству Филиппа V. Надежда на расширение владений была по природе свойственна эллинистической царской власти; отсылка на стремление к захватам, сделанная Агелаем и побуждающая победителя продолжать экспансию, связана с представлением, которое можно проследить в греческой литературе начиная с Геродота.