Великий Макиавелли. Темный гений власти. "Цель оправдывает средства"? - Борис Тененбаум

Честно говоря, я не поверил своим глазам, решил, что что-то не понял, и сравнил этот итальянский абзац с английским переводом. Нет, все правильно. Маурицио Вироли действительно полон благородного негодования – нy как же так, лишили любимого дела, запретили путешествовать...

Право же, с обычными частными лицами случались вещи и похуже – а тут речь шла о человеке, который мог считаться ближайшим помощником главы свергнутого режима. Уж одно то, что его не арестовали, а просто уволили и задержали в родном городе – не в тюрьме, а собственном сельском доме, под подписку о невыезде, – кажется довольно либеральным решением.

Но дальше, конечно, пошли вещи менее приятные. Началась ревизия. Макиавелли должен был дать отчет по каждой копейке, которую он потратил, а ревизорами были его бывшие подчиненные во главе с новым секретарем, Никколо Микелоцци. Надо учесть, что через руки Макиавелли, с тех пор как его назначили вести дела комиссии по ополчению, проходили действительно крупные суммы. Результат ревизии оказался поистине удивительным – за 14 лет службы за Никколо Макиавелли (при очень придирчивой проверке) не нашли ни малейшего упущения, в его дырявом кармане не задержался ни один казенный флорин – хотя контракты он подписывал на многие тысячи, а жалованья получал разве что чуть больше 10 золотых в месяц.

Не знаю, успел ли он порадоваться тому, что его честность и преданность Республике оказались подтверждены даже недоброжелательной к нему комиссией...

Через три месяца после его увольнения, в феврале 1513 года, во Флоренции был раскрыт заговор, направленный против Медичи. Некто Бернардино Коччьо, гражданин Сиены, потребовал аудиенции с членами комиссии Восьми – а комиссия эта отвечала за безопасность. Мессер Коччьо предъявил комиссии листок бумаги, на котором был список из пары дюжин имен. Листок выпал из кармана Пьетро Паоло Босколи, когда он вместе с еще двумя молодыми людьми выходил из дома семьи Ленци. А семья эта состояла в родстве с семьей Содерини, и сам мессер Босколи был громким оппонентом правления семьи Медичи. В общем, Босколи и его приятеля Агостино ди Лука Каппони живо арестовали. Ну, после интенсивного допроса они сознались в том, что составили заговор с целью убить Джулиано Медичи и захватить в городе власть. Интересно, что в такой заговор не верил даже Джулиано – он полагал, что это была больше болтовня, что поддержки у заговорщиков не было и что их цели не шли так далеко, как убийство.

Было к тому же понятно, что лица, внесенные в их список, в заговоре не участвовали, и с ними даже и поговорить-то не успели: бдительная комиссия Восьми арестовала всех, кто в списке значился.

А седьмым именем в «списке Босколи» было имя Никколо Макиавелли.

Выражение «тюремные поэмы» звучит несколько странно, не правда ли? Как-то не вяжется слово «поэма» с грубым словом «тюрьма» – все-таки тюрьма есть нечто темное, грязное и мрачное, и флорентийская тюрьма начала XVI века не была исключением из правил. Однако именно под таким названием – «тюремные поэмы» – известны стихотворения Макиавелли, действительно написанные им в тюрьме и адресованные Медичи – только на этот раз не кардиналу Джованни, а его младшему брату, Джулиано [4]. А для полноты картины можно добавить, что иногда эти стихотворения именуют не поэмами, а «тюремными сонетами», хотя по форме они сильно отличаются от канона [5].

Конечно, все это нуждается в обьяснении.

Как-никак, а временная дистанция в 500 лет между годом 1512-м и годом 2012-м – это долгий срок. Прошедшая половина тысячелетия делает многие вещи непонятными, и это общее положение можно даже проиллюстрировать совершенно конкретными цифрами: в 1982 году в Москве в издательстве «Художественная литература» вышла книга «Макиавелли. Избранные сочинения».

В этой книге 500 страниц, из которых 127 занимает предисловие, напечатанное очень мелким шрифтом. И это не все, потому что кроме предисловия книга оснащена еще и послесловием и примечаниями общим объемом еще в полсотни страниц, и тоже напечатанными мелко-мелко.

То есть на каждое слово, сказанное Никколо Макиавелли, пришлось дать еще пару слов в пояснение, и надо сказать, что и пояснений-то не всегда хватает и приходится наводить дополнительные справки.

Чтобы не ходить далеко за примерами, мы проиллюстрируем вышесказанное прямо сейчас.

Bот текст первой «тюремной поэмы» Макиавелли – конечно, в русском переводе:

К Джулиано ди Лоренцо дe Медичи

В колодках ноги, плечи в перехват

Шесть раз веревкой толстой обмотали...

Про остальные умолчу детали.

Поэтов ныне чтут на новый лад!

Огромные, как бабочки, кишат

Вши на стенах, и так, как здесь, едва ли

Воняло после битвы в Ронсевале,

И на сардинских свалках меньше смрад.

Засовы громыхают беспрестанно,

Как будто рядом ударяет гром,

И ожил кратер близкого вулкана.

Одних выталкивают из хором,

Других приводит злобная охрана,

А третьи вопиют под потолком.

Когда б еще при том

Чуть свет священник не будил словами:

«Я к вам пришел, чтобы молиться с вами».

Что ж, виноваты сами!

Пусть подыхают в петле. В добрый час!

А я помилованья жду от вас.

(Перевод Е. Солонович)

Комментарии наши начнутся прямо с первых строчек: «В колодках ноги, плечи в перехват Шесть раз веревкой толстой обмотали...»

Это вполне аккуратное описание начала излюбленной во Флоренции пытки среднего уровня тяжести – «страппадо», по-русски нечто подобное именовалось «дыбой». Пытаемому связывали за спиной руки, поднимали за них до потолка, выворачивая их таким образом из суставов, а потом «встряхивали» – веревку отпускали, несчастный летел вниз, а когда его ноги были уже у самого пола, веревка натягивалась опять, и вся сила его падения била по вывернутым рукам с силой молота. Теперь часть 14-й по счету строки, повествующей о несчастных, которые «вопиют под потолком», становится совершенно понятной.

За время своего заключения Никколо Макиавелли прошел процедуру «страппадо» шесть раз.

Понятно, что он действительно предпочитал обойти детали: «Про остальные умолчу детали, Поэтов ныне чтут на новый лад!

Вши и смрад, которые он описывает, несмотря на сравнение вшей с бабочками, а смрада – с тем который, по его мнению, стоял на поле брани при Ронсевале, – это, конечно, никакая не фантазия, а самый суровый реализм. А Ронсеваль – нy, легендарная битва в Ронсевальском ущелье была воспета в «Песнe o Роланде». Bо времена Макиавелли «Песня» пользовалась неслыханной популярностью. Отсюда и его ссылка на «вонь», как часто у него бывает – ссылка пародийная. Вроде бы тюрьма, пытки и жизнь в ожидании очень возможной казни – не повод для веселья, но такова уж была сардоническая натура Никколо, склоннoго к «юмору висельника».

Но что во всем этом смраде делает священник, который будит бедного Никколо словами: «Я к вам пришел, чтобы молиться с вами»?