По следам фальшивых денег - Иван Погонин

– Мадам Саянина. Она как у Николая Даниловича поселилась, так строго-настрого запретила ему Панина принимать. Тот как-то зашел по старой памяти, будучи под сильной мухой, но получил от ворот поворот, и с той поры ходить перестал. А уж как он костерил Наталью Патрикеевну, как он ее только не называл! До мирового дошло, его к неделе ареста при полиции приговорили. Я по этому делу свидетельницей была.

– Так если они три года назад поссорились, откуда он может знать про Дунаевского?

– Вы знаете, я его прошлым октябрем, на Покров это было, на улице случайно встретила. Разговорились. И он мне рассказал, что видал недавно Николая Даниловича и его, как он выразился, «мымру». Поэтому может, что и знает.

– А где он живет?

– Где живет, не скажу, а найти его можно в Обществе приказчиков, он там по вечерам на балалайке играет, если его, конечно, еще не выгнали.

Тараканов вернулся в номера, заглянул к Люсе и увидел, что она спит. Ехать в клуб Общества приказчиков было еще рано, поэтому он, наказав коридорному следить за девушкой, пошел на набережную.

Осип Григорьевич присел на скамью и повернул лицо к солнцу, медленно садившемуся за изгибом сверкающей серебром реки. Далеко, на противоположной стороне Амура, едва видимы были невзрачные здания Сахаляна. Китайский берег был совершенно пустынен, и если бы не темные силуэты домов, можно было бы подумать, что там нет никакой жизни.

На набережной тоже было почти безлюдно – публика предпочитала проводить вечер в саду Общества спортс-менов, откуда ветер приносил звуки духового оркестра.

Скоро совсем стемнело. На стоявших вдоль берега судах зажглись электрические огни, засветились и редкие бульварные фонари. Тараканов посидел бы еще, но с реки потянуло холодом, и он поспешил в свое временное пристанище.

Люся уже проснулась и, не зажигая огня, сидела в своем номере у открытого окна.

– Где вы были? – набросилась она на Тараканова. – Зачем вы меня оставили одну?

– Дела-с, милостивая государыня. Я признаю свою вину перед вами и спешу ее загладить. Вы, наверное, голодны?

– Вы еще спрашиваете!

– Тогда одевайтесь, поедем ужинать.

Осип Григорьевич подвязывал галстук, когда в дверь постучали, уверенно и настойчиво, так, как стучат только власти предержащие. Тараканову самому неоднократно приходилось так стучать.

Он поправил галстук, не торопясь надел пиджак и отпер. На пороге стоял полицейский. Это был мужчина среднего роста, с щегольскими усиками, ровесник Тараканова.

– Околоточный надзиратель Гуль, – представился он, небрежно откозыряв. – Паспорт будьте любезны.

– А что случилось? – спросил Тараканов, доставая из кармана паспорт.

– Ничего не случилось, просто проверка документов.

– Пожалуйста. – Осип Григорьевич протянул околоточному свою паспортную книжку.

Полицейский начал не спеша ее перелистывать.

– Один путешествуете, Людвиг Теодорович? – спросил он, пролистав книжку до конца.

– Нет, с супругой.

– А где же ваша супруга?

– Я здесь, – из соседнего номера высунула голову Люся.

– А почему вы с супругой в разных номерах живете? – спросил околоточный.

– А вы, милостивый государь, женаты? – ответил вопросом на вопрос Осип Григорьевич.

– Женат, а что?

– Так неужели вам никогда не приходилось ночевать в кабинете?

– Не приходилось, у меня нет кабинета, – сказал околоточный, хмурясь.

– Мы уже почти помирились. – Люся подошла к своему «мужу», взяла под руку и прижалась к нему всем телом.

– Это очень хорошо, что помирились. В наших краях какими судьбами? – спросил полицейский у обоих «супругов».

– По коммерческим делам, – ответил «глава семьи».

– Торгуете?

– Скорее покупаю. О подробностях позвольте умолчать – деловая тайна-с.

– Понимаю, понимаю. Ну, тогда разрешите откланяться! Честь имею, – околоточный опять козырнул и протянул Эриксону паспорт, – Людвиг Теодорович. Честь имею… – Тут страж порядка запнулся, будто бы припоминая имя супруги проверяемого.

«А я же ей так и не сказал, как ее теперь зовут!» – подумал Тараканов, в одну секунду представив, как их сейчас поволокут в участок, как раскроется его инкогнито, как он провалит задание и как его попрут со службы.

– Федосья Яковлевна, – несколько кокетливо представилась Люся, протягивая околоточному ручку для поцелуя.

– Честь имею, Федосья Яковлевна. – Надзиратель приложился к ручке.

Он отошел на несколько шагов, а потом развернулся и спросил:

– Schönes Wetter heute, nicht wahr?

– Ja, das Wetter ich wunderbar. Ich bin in Moskau geboren und aufgewachsen, deshalb spreche ich meine Muttersprache ziemlich schlecht[27]. – Осип Григорьевич улыбался. – Давайте общаться по-русски, мы же не в Германии!

Околоточный еще раз козырнул и ушел.

Сразу после женитьбы Настя стала учить его немецкому, для общего развития, как она говорила. В отличие от занятий музыкой эта наука давалась коллежскому секретарю легко, у него обнаружились способности. И вот эти знания совершенно неожиданно пригодились.

«Хорошо, что я не взял себе паспорт Микки Тойваненна, а ведь хотел», – вздохнул с облегчением Тараканов, потом повернулся к Люсе и спросил:

– Зачем вы рылись в моих вещах?

– Ну должна же я знать ваше семейное положение! – ничуть не смутившись, ответила девушка. – И раз мы помирились, мне теперь придется перебраться в ваш номер.

– Считайте, что мы опять поссорились!

Клуб Общества приказчиков был смесью казино и кафешантана, и никакими приказчиками в нем и не пахло. В 1906 году правила открытия клубов были ужесточены, и теперь, для того чтобы не собирать кучи бумаг, антрепренеры просто покупали нефункционирующие общества, уставы которых были утверждены по старым порядкам.

Легально играть в клубе могли только его члены или их гости. Это правило обходили грубо и неизящно: на входе в заведение лежала стопа бланков рекомендательных карточек. Швейцар спрашивал фамилию гостя и, никак ее не проверяя, вносил в карточку. Когда заполненных бланков набиралось больше десятка, ко входу подходил дежурный старшина и ставил на каждой карточке свою подпись, тем самым переводя всех посетителей в статус гостей, приглашенных членом клуба. Закон торжествовал!

Тараканов вписал в карточку свою вымышленную фамилию, хотел вписать и Люсю, но швейцар уже отобрал бланк и жестом пригласил их входить.