Милорд и сэр - Екатерина Федорова

Старичок кинулся отбивать в сторону леди мелкие частые поклоны. Интересно, но почему это появилось и разрослось у Сереги такое смутное ощущение, что крик леди Клотильды старичка и не испугал, и не смутил? И с чего бы это…

– Как прикажет благородная миледи… Все, как ей будет угодно… Сюда, почтенный оборотень. Следуйте за мной, я проведу вас… Это сын кузнеца Эльке, бедняга. Посмел наступить на лапу охромевшей баронской суке, когда той господин барон разрешил поиграться с его ребенком… Счас-счас я крикну тетушку Эльке…

Оборотень со слугой исчезли, и в комнате остались только трое – барон, леди Клотильда и он, Серега. Следовать за ушедшей парочкой (вернее, троицей, если только можно считать изуродованное тело, повисшее у оборотня на плече, за человека) он не захотел. По всему было видно, что они и без него управятся.

– Что ж, сэр Сериога, – после короткой паузы сказала леди Клотильда, – если вы не воспользовались возможностью уйти, а остались… Должна ли я считать, что вы наконец готовы получить от меня урок в столь тонком и сложном ремесле, каковым является искусство пыток?

Серега застыл на месте. Нет, барона Квезака к этому моменту он ненавидел достаточно сильно, но чтобы вот это делать… Он представил, как будет стоять и смотреть, как руки Клотильды превращают тело барона в такой же корчащийся и сочащийся кровью кусок мяса, какой был только что унесен отсюда И все это – под звуковое сопровождение воплей боли. Представил… и его тут же мощно замутило.

– Вижу, что нет, – спокойно сказала Клотильда – Однако, сэр Сериога, всякое деяние надо наказывать подобным же деянием. Ежели, то есть когда вы станете сюзереном и правителем своих собственных земель, крепко помните и исполняйте это правило, и тогда люди ваши всегда будут считать вас справедливейшим из правителей. Умейте принимать решения, противные самой вашей натуре – это долг каждого сеньора! Но это на будущее. И в конце концов, вам совсем необязательно вершить самому правосудие, на это существуют палачи. Стало быть, придется поступить так, друг мой Сериога, – я сама для вас подберу хорошего палача. В будущем и дальнейшем. Дабы все ваши враги имели возможность понести должное и приличествующее их поступку наказание. А сейчас… Думаю я, что следует вам возвратиться в главную залу. Объявить себя как герцога Де Лабри. И потребовать вассальной присяги. Там сейчас вассалы барона, несколько человек гостей из числа ближайших соседей… Заявите им, что герцог Де Лабри жив и требует от своих бывших вассалов полного повиновения. В конце концов, вы их сеньор по праву законной принадлежности сих земель. Они сие помнят, не сомневайтесь. Добавьте, что барона Квезака с чистой совестью можно считать мертвым, потому что с ним пожелала уединиться лично я, баронесса Дю Персиваль. Скажите, что я приду туда, как только освобожусь здесь. Ну?!

Последнее “ну” прозвучало таким приказно-выдворяющим тоном… что-то вроде “свободен” или “вон из аудитории!”.

Серега четко, по-военному, сделал “кругом”. И покинул помещение, проявив при этом чрезмерную даже поспешность. Сзади, морозя ему кожу на спине, раздавался ласково-уговаривающий такой голосочек леди Клотильды:

– А вот мы сейчас подумаем, чем займемся… Есть ли у вас в пыточной “седалище монаха”, дорогой мой барон? Нет? Ах как жаль… А кожесрезальный станочек имеется? Душка моя, к чему нам отказываться от простых радостей жизни – вы ведь радовались, применяя все это? Дайте ж и мне побаловаться…

Серега торопливо захлопнул за своей спиной дверь. Тяжелое деревянно-железное сооружение без скрипа встало на свое место, отрезав от него и ужасающе-нежный голос леди Клотильды, и хриплый страдальческий вскрик барона…

Наощупь, полагаясь на весьма смутные воспоминания, он побрел назад по сети коридоров. Голова казалась тяжелой, словно внутрь ее залили что-то вроде каменной лавы. В ушах гудело. Серега чувствовал такую неимоверную усталость, словно у него за плечами было уже лет двести. И все двести он прожил исключительно на этом свете, то бишь в этом мире, неразвитом, сумасшедшем и ужасающе жестоком. Он добрел до дверки, за которой был зал. Распахнул ее тяжелым пинком.

Перед ним предстала картина разгромленного пиршества. Перевернутые столы, блюда и черепки кувшинов на полу. Ближе к помосту лужи разлитого вина сливались с лужами крови, остатки опрокинутой на пол еды лежали вокруг мертвых тел. Впрочем, некоторые, кажется, еще стонали…

Но все благородное общество собралось в тесный кружок у камина в углу, не обращая никакого внимания на стоны и хрипы. При появлении незнакомца они обернулись. Мечи, все еще зажатые в их руках, теперь были опущены вниз. Но и в ножны отправлять их никто не торопился.

Серега вздохнул и побрел к помосту.

Он шел, спотыкаясь о тела, поскальзываясь на объедках и чертыхаясь. Добрел до помоста, поискал взглядом кресло покрасивше среди всех тех, которые были разбросаны по полу. Но все, что он видел, было чересчур уж красивенько. До отвращения – сплошь резьба, позолота и какие-то камешки. Он плюнул про себя, углядел у стенки высокую табуретку из неструганого дерева, подошел и выволок ее на середину помоста. Уселся и положил на колени свой эльфийский меч. Тяжело вздохнул. Отчаянно хотелось то ли плакать, то ли бежать отсюда…

– Я – герцог Де Лабри, – намеренно негромко сказал он. Слова падали в тишину залы размеренными каплями. – Ваш новый правитель и хозяин по праву эльфийской мандонады. Как вы все уже должны были слышать, Преждеживущие вновь воспользовались своим правом выбирать господина для тех земель, над которыми они властны. Я есьм он…

Он блефовал, блефовал отчаянно. Наверняка эти сеньоры еще ничего толком не знали и не слышали. Барон Квезак должен был об этом позаботиться, не в его интересах было допускать широкое паблисити для свежеполученного Серегиного титула. Но… в душе теплилась надежда, что лесной старичок-боровичок обеспечил им, как и обещал, всяческую информационную поддержку. Через СМИ в виде слуг и слухов…

– Итак, я – его сиятельство герцог Де Лабри, – уже несколько громче сказал он, отчаянно стремясь обрести поддержку хотя бы в звуках собственного голоса, глухими раскатами отдающегося под высоченными сводами огромной залы. – и я требую, чтобы вассалы… мои вассалы принесли мне клятву. Не злоумышлять, не посягать, при нужде поддерживать меня мечом и копьем и все в таком же духе. Я жду.

Он бросил это последнее “я жду” в абсолютную, оглушающую тишину залы, как рыболов забрасывает крючок в воду. Но, в отличие от рыболова, его крючок был, по всей видимости, без всякой наживки. И стало быть…

От толпы в углу отделился мужчина. Лет двадцати-тридцати по фигуре и лет пятидесяти по лицу. Пошел к помосту н спешным шагом, на ходу демонстративно вкладывая свой меч в узорчатые ножны на боку.

Поднялся на помост и встал рядом с сидящим Серегой.

– Самозванец, приходящий сам и сам называющий себя нашим сеньором, – насмешливо сказал мужчина, глядя Сереге прямо в глаза, – не может рассчитывать на почет и уважение. А также на безопасность. Я убрал меч, но я его могу и снова достать. Все мы наслышаны про Клотильду Персивальскую, но… ее сейчас здесь нет. На что рассчитываешь ты, неизвестно из чьего роду и неизвестно откуда взявшийся человек? Я легко могу убить тебя прямо здесь. Я наблюдал за тобой. Двигаешься в бою ты неплохо, но обучения не проходил. И теперь уже я… Как ты это сказал – я жду? Так вот, я жду.