Радость познания - Ричард Фейнман

Итак, мы действительно должны вникнуть в теории, которые не работают, и в науку, которая наукой не является.

Я пытался найти принцип, проясняющий эти явления, и додумался до следующей системы. В любое время вы можете оказаться на коктейльной вечеринке, где чувствуете себя вполне комфортно, беседуя с кем-то, как вдруг хозяйка вечеринки спрашивает вас: «О чем это вы тут разговариваете?» — или жена подойдет и скажет: «Почему ты опять флиртуешь?» Это значит, что они понимают, о чем вы говорите со своим собеседником.

Используя этот метод, я обнаружил еще несколько тем, о которых изрядно подзабыл, — среди них эффективность различных форм психотерапии. Я начал влезать в эту тему основательно, черпая информацию из библиотеки и других источников — я столько хотел бы рассказать вам, но не в состоянии этого сделать. И просто ограничусь несколькими примерами. Я сконцентрировал внимание на том, что касается большинства людей. Может быть, я прочитаю несколько лекций по этим вопросам в будущем году. Это займет много времени.

Я думаю, что новаторство в образовании и психологии, о котором я уже говорил, являет собой пример псевдонауки, или науки ослепляющей дикости. В Южных морях, на островах, у местных племен существует массовый культ. Во время войны они видели, как на островах приземлялись самолеты с различными полезными грузами, и сегодня хотят создать у себя подобные вещи. Они додумались создать нечто похожее на взлетно-посадочную полосу, разложили костры с обеих ее сторон, сделали деревянную будку для сидящего там человека с двумя деревянными брусочками на голове, напоминающими наушники, и прутиками из бамбука, торчащими в виде антенны, — этот человек должен нести функции диспетчера полетов — и они ждут приземления самолета. Они все сделали правильно. Форма превосходна. Все выглядит так, как они видели раньше. Но система не работает. Самолеты не приземляются. Я назвал это наукой ослепляющей дикости, поскольку они следуют всем рецептам и формам научного исследования, но пропускают нечто существенное — самолеты не приземляются.

Теперь мне следует рассказать, что же они пропустили. Очень трудно объяснить племенам Южных морей, как они должны организовать систему, чтобы вдохнуть в нее жизнь. Это вовсе не решение проблемы — рассказать им, как улучшить форму наушников. Но существует одна особенность, пропущенная наукой ослепляющей дикости. Мне хотелось бы высказаться на эту тему подробнее. Я имею в виду нечто вроде научной прямоты, принцип научного мышления, соответствующий абсолютной честности, форма обучения от «обратного». Например, если вы ставите эксперимент, вы должны сообщить обо всех неправильных или неполноценных случаях, а не только о случаях, которые вы считаете правильными. Вы должны сообщить и о других случаях, которые, возможно, объясняют ваши результаты, и о случаях, которые, как вам кажется, следует исключить на основании других экспериментов, понять, как они работают, удостовериться, что другие их тоже исключили или могут исключить.

Если какие-то детали в вашем исследовании вызывают сомнения, их необходимо представить для обсуждения. Если вы знаете о какой-то ошибке или искажении — лучшее, что вы можете сделать, — объяснить их. Если, например, вы создаете теорию, заявляете о ней и представляете на суд коллег, вам следует снабдить ее всеми фактами, согласующимися и не согласующимися с ней. Существуют и более тонкие вопросы. Когда вы объединяете вместе множество идей, создавая законченную теорию, естественно убедиться, годятся или нет ваши объяснения для определенного круга явлений, послуживших толчком для создания теории. Однако завершенная теория должна объяснять дополнительно еще ряд фактов или явлений.

Короче говоря, идея должна содержать всю информацию, позволяющую остальным оценить ваш вклад; не просто информацию, которая приводит к выводам в одном или другом конкретном направлении.

Простейший путь объяснения своей идеи — сопоставить ее с уже имеющейся информацией. Накануне вечером я услышал в рекламе, что масло «Вессон» не впитывается пищей. Это действительно верно. Это не мошенничество; но я толкую сейчас не о мошенничестве — я говорю о честности, прямоте другого, научного уровня. К рекламе следует добавить следующий факт — при определенных температурах никакое масло не впитывается пищей. Если работать при другой температуре, все виды масел, включая «Вессон», впитываются пищей. Итак, следует привести не имеющийся факт, а этот довод — разница состоит в том, с чем мы должны иметь дело и при каких условиях.

Мы знаем из эксперимента, что истина может ускользнуть. Другие экспериментаторы будут повторять ваш опыт и выяснят, были вы правы или нет. Явления природы будут согласовываться или не согласовываться с вашей теорией. И хотя вы испытаете временную славу и воодушевление, ваша репутация как ученого не улучшится, если вы не будете обращать внимание на ту работу, о которой я говорю. И вот этой научной честности как раз и не хватает в науке ослепляющей дикости. Огромное количество возникающих в такой науке трудностей связано, безусловно, со сложностью предмета и неприменимостью к нему научных методов. Тем не менее следует отметить, что это не единственное препятствие. Вот почему самолеты не приземляются — они и не могут приземлиться.

Из опыта мы знаем, как избежать самообмана. Вот один пример: Милликен экспериментально измерял заряд электрона, используя падающие капли масла, и получил, как мы теперь знаем, не слишком точный ответ. Это произошло отчасти потому, что он использовал неправильное значение вязкости воздуха. Интересно проследить за историей измерений заряда электрона после Милликена. Если вы построите график измерений как функцию времени, то окажется, что одно будет чуть больше значения Милликена, следующее чуть больше предыдущего и так далее, пока, в конце концов, число не станет несколько выше.

Как экспериментаторы определили, что большее число более правильное? Это история, которой ученые стыдятся, — очевидно, люди представляли следующую картину: когда они получали число значительно больше числа Милликена, они думали, что что-то неправильно — начинали искать и находили причину, в чем состоит неточность. Когда они получали число, близкое к значению Милликена, они не считали его надежным. По той же причине они исключали все числа, слишком далекие от значения Милликена. Сегодня мы знаем все эти подводные камни и не повторим подобных ошибок.

Но это длинная история — понять, как избежать самообмана, — это вопрос высшей научной честности, это то, что мы никогда не включаем в конкретный курс. Мы просто надеемся на то, что вы усвоите это сами.

Первый принцип, как не поддаться самообману, — понимать, что вы простейший объект для одурачивания. Будьте очень внимательны к этому доводу! Когда вы не обманываете самого себя, вы не обманываете и других ученых. В условном смысле после этого вы будете честны.

Я хотел бы добавить кое-что, возможно, не слишком существенное для ученого, но для меня важное — когда вы выступаете как ученый, вы не должны также обманывать неспециалистов, обычных людей. Я не собираюсь вам рассказывать, как обвести вокруг пальца свою жену, или надуть свою девушку, или что-нибудь в этом роде; я не говорю о ситуациях, когда вы выступаете не как ученый, а как обычный человек. Это проблемы ваши и вашего священника. Я говорю о специфическом дополнительном типе честности, когда вы не скрываете того, что можете в чем-то ошибаться — вы обязаны сделать это, когда действуете как ученый. Это наша ответственность, долг ученых по отношению к другим ученым и простым людям.