Правда о деле Гарри Квеберта - Жоэль Диккер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пишу сразу, как прочла Ваше письмо. На самом деле я прочла его десять раз, а может быть, сто! Вы так прекрасно пишете. Каждое Ваше слово — чудо. Вы такой талантливый. Почему Вы не хотите прийти ко мне? Зачем Вы скрываетесь? Почему не хотите говорить со мной? Зачем приходите ко мне под окно, но не ко мне?
Покажитесь, умоляю Вас. Я грущу с тех пор, как Вы больше не говорите со мной.
Напишите скорее. Жду Ваших писем с нетерпением.
Они знали, что отныне писать — значит любить, потому что им не дано быть вместе. Они станут целовать бумагу, как жаждали целовать друг друга, они станут ждать почты, как ждали бы друг друга на перроне вокзала.
Иногда он прятался на углу ее улицы, так, чтобы никто не видел, и ждал, когда пройдет почтальон. Он смотрел, как она выбегает из дома и бросается к почтовому ящику, забрать драгоценное письмо. Она жила только ради этих слов любви. Чудесная и трагичная сцена: любовь была их величайшим и недосягаемым богатством.
Моя милая, моя ненаглядная!
Я не могу показаться Вам: это принесет нам слишком много зла. Мы из разных миров, люди не поймут.
Как я страдаю из-за своего происхождения! Почему нужно жить по чужим обычаям? Почему мы не можем просто любить, невзирая на все различия? Таков современный мир: мир, где двое любят друг друга и не могут держаться за руки. Таков современный мир: он полон законов, полон правил, но это черные правила, они замыкают и грязнят сердца людей.
А наши сердца чисты, их нельзя замкнуть.
Я люблю Вас бесконечной, вечной любовью. С самого первого дня.
Любовь моя!
Спасибо за последнее письмо. Пишите, не переставайте, это так прекрасно.
Моя мать спрашивает, кто мне столько пишет. Хочет знать, почему я все время сую нос в почтовый ящик. Чтобы ее успокоить, я говорю, что это подруга, которую я встретила в лагере прошлым летом. Я не люблю лгать, но так проще. Я знаю, Вы правы, мы не можем ничего сказать: люди причинят Вам зло. Пусть даже мне так больно слать Вам письма по почте, когда мы совсем рядом.
— Знаете, Маркус, каков единственный способ понять, насколько вы любите человека?
— Нет.
— Потерять его.
По дороге в Монберри есть небольшое озерцо, известное во всей округе; в жаркие дни его осаждают семьи и дети из летних лагерей. Люди стекаются с самого утра: берега покрываются пляжными подстилками и зонтиками, под которыми млеют родители, покуда их дети шумно плещутся в зеленой тепловатой воде с пятнами пены там, куда течение сносит мусор от пикников. С тех пор как какой-то ребенок напоролся на использованный шприц, брошенный на берегу, — это было два года назад, — городские власти Монберри постарались благоустроить территорию вокруг озера. Появились столы для пикников и барбекю, чтобы больше никто не жег костры, превращавшие газон в лунный пейзаж, значительно увеличилось количество урн, были установлены сборные туалеты, расширена и забетонирована парковка рядом с берегом, а с июня по август бригада уборщиков ежедневно чистила пляж от мусора, презервативов и собачьих какашек.
В тот день, когда я, собирая материал для книги, приехал на озеро, дети поймали лягушку — наверно, последнего обитателя этого водоема — и тянули ее за задние ноги, пытаясь их оторвать.
Эрни Пинкас сказал, что это озеро — отличная иллюстрация человеческого упадка, поразившего Америку и весь остальной мир. Тридцать три года назад туда мало кто ходил. Добраться до него было трудно: надо было, оставив машину на обочине шоссе, пересечь лесок, а потом еще добрых полмили пробираться среди высокой травы и кустов шиповника. Но результат стоил затраченных усилий — взгляду открывалось великолепное озеро, сплошь покрытое розовыми кувшинками, в обрамлении огромных плакучих ив. В прозрачной воде мелькали стайки золотистых окуньков; их подстерегали серебристые цапли, неподвижно застывшие в тростнике. Был даже кусочек пляжа с серым песком.
На это озеро и приехал Гарри, скрываясь от Нолы. Именно здесь он находился в субботу, 5 июля, когда она оставила первое свое письмо в дверях его дома.
Суббота, 5 июля 1975 года
Он подъехал к озеру около полудня. Эрни Пинкас уже поджидал его, растянувшись на берегу.
— Приехали все-таки? — усмехнулся Пинкас. — Прямо удивительно видеть вас не в «Кларксе».
Гарри улыбнулся:
— Вы мне столько рассказывали про это озеро, что я не мог не приехать.
— Красиво, а?
— Потрясающе.
— Вот она, Новая Англия, Гарри. Заповедный рай, и как раз это мне и нравится. В остальных местах они вечно что-то строят и бетонируют. А здесь другое дело: могу поспорить, что через тридцать лет этот уголок останется таким же, каким и был.
Искупавшись, они уселись обсыхать на солнце и заговорили о литературе.
— Кстати о книжках, как подвигается ваш роман? — спросил Пинкас.
— Пфф, — только и ответил Гарри.
— Не стройте такую мину, я уверен, что это очень здорово.
— Нет, по-моему, все очень плохо.
— Дайте почитать, я вам скажу объективное мнение, обещаю. Что вам не нравится?
— Все. У меня нет вдохновения. Не знаю, как начать. По-моему, я сам не знаю, о чем пишу.
— А сюжет какой?
— История любви.
— А, про любовь… — вздохнул Пинкас. — Вы влюблены?
— Да.
— Хорошее начало. Скажите, Гарри, вы не слишком скучаете по жизни в большом городе?
— Нет. Мне здесь хорошо. Мне нужен был покой.
— А чем вы, собственно, занимаетесь в Нью-Йорке?
— Я… Я писатель.
— Гарри… — Пинкас на миг запнулся. — Не обижайтесь, но я говорил с одним своим другом, он живет в Нью-Йорке…
— И что?
— Он сказал, что первый раз о вас слышит.
— Не все же меня знают… Знаете, сколько народу живет в Нью-Йорке?
Пинкас улыбнулся, показывая, что говорит без задней мысли:
— По-моему, вас никто не знает, Гарри. Я связался с издательством, выпустившим вашу книгу… Хотел заказать еще экземпляры… Я не знал, что это за издатель, думал, это я невежда… Пока не обнаружил, что это типография в Бруклине… Я им звонил, Гарри… Вы напечатали книгу за свой счет…
Гарри, покраснев, опустил голову.
— Значит, вы все знаете, — прошептал он.
— Что я такого знаю?
— Что я самозванец.
Пинкас дружески положил руку ему на плечо.
— Самозванец? Еще чего! Не говорите глупости! Я читал вашу книжку, мне очень понравилось! Потому и хотел заказать еще. Великолепная книга, Гарри! Разве обязательно быть знаменитым, чтобы быть хорошим писателем? У вас огромный талант, я уверен, что скоро вы будете известны всем. Кто знает, может, та книга, которую вы пишете, будет шедевром.