Ледяной сфинкс - Жюль Верн

– Нет, – отвечал Хант, – Дирк Петерс всегда считал, что они погибли все до одного – да, все! На острове не было больше ни души…

– Ни души? – удивился я сверх всякой меры.

– Ни одного человека! – уверенно отвечал Хант.

– А как же жители Тсалала?

– Никого, говорю вам, никого! Остров обезлюдел, обезлюдел!..

Это его утверждение полностью противоречило фактам, в которых мы не сомневались. Но в конце концов разве не могло случиться так, что ко времени возвращения Дирка Петерса на остров Тсалал его жители, обуянные неведомым ужасом, уже переплыли на острова, лежащие к юго-востоку, в то время как оставшиеся в живых моряки с «Джейн» продолжали скрываться среди холмов Клок-Клок? Это объяснило бы, почему метис их не увидел и почему им не приходилось опасаться туземцев на протяжении последующих одиннадцати лет жизни на острове. С другой стороны, Паттерсон расстался с ними месяцев семь назад, и если мы не смогли их отыскать, то это означало лишь одно: они наверняка покинули остров Тсалал, жизнь на котором после землетрясения стала невозможной…

– Так, значит, – не унимался Лен Гай, – вернувшись на остров, Дирк Петерс нашел его полностью покинутым людьми?

– Там не было никого, никого… – твердил Хант. – Метис не повстречал там ни одного туземца…

– Что же предпринял этот Дирк Петерс? – поинтересовался боцман.

– Постарайтесь меня понять! – взмолился Хант. – Там была брошенная шлюпка… в бухте… а в ней – сушеное мясо и несколько бочонков пресной воды. Метис сел в эту шлюпку… Дул южный ветер… да, южный, и очень сильный, тот самый, который вместе с течением пригнал льдину к острову Тсалал… Он гнал шлюпку много недель… Потом пошли ледяные поля, но шлюпка проскочила в пролив… Поверьте мне! Я всего-навсего повторяю рассказ, сотни раз слышанный мною из уст Дирка Петерса… Да, в пролив… Потом он пересек полярный круг…

– А дальше? – спросил я.

– Дальше шлюпку подобрало американское китобойное судно «Санди Хук».

Что ж, если принять рассказ Ханта за чистую монету, – а он вполне мог оказаться правдоподобным, – то мы знали теперь, как закончилась – по крайней мере для Дирка Петерса – эта страшная драма, разыгравшаяся в Антарктике. Вернувшись в Соединенные Штаты, метис, по всей видимости, познакомился с Эдгаром По, редактировавшим тогда «Южный литературный вестник», и он, воспользовавшись записями Артура Пима, подарил свету полную чудес книгу, вовсе не опираясь на вымысел, как казалось до сих пор. Однако книге не хватало развязки…

Что же до воображения, призванного на помощь американским писателем, то оно проявилось разве что в последних главах, где странностей становится слишком много, – если только самому Пиму не явились напоследок в бреду, среди клубящихся паров, все эти сверхъестественные картины.

Одно было неопровержимо: Эдгар По никогда не был знаком с Артуром Пимом. Именно поэтому он заставил своего героя умереть «внезапной и трагической» смертью, ни словом не обмолвившись, впрочем, о ее причине.

И все же, если Артур Пим так и не вернулся, были ли у нас основания надеяться, что он прожил еще какое-то время, оставшись без своего верного товарища, что он жив по сию пору – ведь с тех пор прошло целых одиннадцать лет?..

– Да, да! – твердил Хант, и в его голосе звучала убежденность Дирка Петерса, его земляка из городка Вандалия, штат Иллинойс.

Оставалось только разобраться, в своем ли Хант уме. Теперь я не сомневался, что это он, дойдя до последней степени отчаяния, забрался в мою каюту и прошептал мне на ухо: «А Пим? Бедный Пим…» Так оно и было, никакой это не сон!

Словом, даже если все, что он наговорил, – правда, надо было еще решить, можно ли ему верить, когда он повторял голосом, полным настойчивой мольбы:

– Пим не умер! Пим там! Мы не должны бросить бедного Пима!

Дождавшись, когда я закончу допрос Ханта, потрясенный капитан вышел из состояния задумчивости и решительно скомандовал:

– Экипаж! Всем на корму!

Собрав вокруг себя всех матросов шхуны, он молвил:

– Слушай меня внимательно, Хант! Я буду спрашивать тебя об очень серьезных вещах!

Хант поднял голову и оглядел команду «Халбрейн».

– Итак, Хант, ты утверждаешь, что все то, что ты рассказал только что об Артуре Пиме, – чистая правда?

– Да, – откликнулся Хант, сопровождая ответ решительным жестом.

– Ты знал Дирка Петерса…

– Да.

– Ты прожил несколько лет бок о бок с ним в Иллинойсе?

– Девять лет.

– Он часто рассказывал тебе обо всем этом?

– Да.

– И ты нисколько не сомневаешься, что он рассказывал тебе одну правду?

– Нет.

– Ему никогда не приходило в голову, что на острове Тсалал могли остаться несколько человек с «Джейн»?

– Нет.

– Он считал, что Уильям Гай и все его спутники погибли при обвале холмов у деревни Клок-Клок?

– Да. Судя по его рассказам, Пим был того же мнения…

– Где ты видел Дирка Петерса в последний раз?

– В Вандалии.

– Давно?

– Два года тому назад.

– Кто из вас первым покинул Вандалию – ты или он?

Мне показалось, что Хант испытывает колебания, не зная, как ответить.

– Мы покинули ее вместе, – отвечал он.

– И куда же направился ты?

– На Фолкленды.

– А он?

– Он… – повторил Хант, и его взгляд остановился на Мартине Холте, старшине-паруснике нашей шхуны, которого он, рискуя собственной жизнью, спас во время бури.

– Ты понимаешь, о чем я тебя спрашиваю? – окликнул его капитан Лен Гай.

– Да.

– Так отвечай! Покинул ли Дирк Петерс Америку?

– Да.

– Куда же он направился? Говори!

– На Фолкленды!

– И где он сейчас?

– Перед вами!

Дирк Петерс!.. Хант и метис Дирк Петерс – одно лицо!.. Преданный спутник Артура Пима, тот, кого так долго и тщетно разыскивал в Соединенных Штатах Лен Гай, тот, чье присутствие могло побудить нас продолжить путешествие!..

Внимательный читатель, вероятно, за много страниц до окончательного разоблачения узнал в Ханте Дирка Петерса. Что ж, этому не приходится удивляться. Удивительно, если бы такая догадка не возникла.

Ведь этот вывод напрашивался сам собой; остается только гадать, как капитан Лен Гай и я, столько раз перечитывавшие книгу Эдгара По, где портрет Дирка Петерса набросан весьма выразительными штрихами, не заподозрили, что человек, завербовавшийся к нам на Фолклендах, и есть тот самый метис… Готов признать свою недогадливость, однако замечу, что она не была беспричинной.