Большая книга ужасов-35 - Мария Некрасова

Комок угодил метко: прямо в висок. Я клюнул носом в грязь, в которой лежал, вдохнул и провалился в глубину.

Дальше все было, как пять минут назад, только наоборот: я падал в другую сторону. Уже не сомневался, что сейчас окажусь у бабушки на диване, с мешком глины перед носом.

Так и вышло. Я потряс головой: стол, стул, диван, пакет с глиной, бабушка:

– Хорошая глина, спасибо, Витек! – Словно она и не заметила моего отсутствия!

А может, я и не отсутствовал вовсе? Показалось? Приснилось? Сколько раз за сегодняшнее утро я уже думал, что проснулся? Неужели ни один из них не оказался правдой? В смысле: неужели я до сих пор сплю?

Ущипнул себя – нет, я в здравом уме и твердой памяти. Бабушка со мной. Пока со мной. Мелкий сказал: «У тебя еще есть пара дней». Интересно, на что? Наверняка можно как-то помешать им забрать бабушку, а если есть время – это и вообще замечательно. Знать бы, как…

– Я пойду, ба. В школу надо.

Ну, это я соврал. У меня бабушку могут забрать через пару дней, а я, как дурак, пойду в школу? Нет уж. Я не знал, что мне делать, но точно знал, куда ехать и кого расспрашивать.

Электричка ползла вдоль домов и деревьев, ловя на стекла капельки дождя. Я успел заскочить домой (родители уже ушли на работу) и выгрести из ящика стола всю свою заначенную мелочь: разговор с бомжами требует мелких купюр. Кино смотрел, знаю. Глиняного человечка я вертел в руках. Неандерталец, значит? Не, неандерталец мне не нужен, мне бы что-нибудь позитивное. Человечка я смял в комок – вот и нету разрушителя. Для начала слепил яблоко. Кругленькое, глянцевое, чем оно может навредить? Я уже продавливал ногтем жилки на листке, когда заметил, что по рукам пошла мелкая сыпь. Правильно, у меня на яблоки аллергия. Хорошо, не будет яблока, будет теннисный мячик. Раз-два, и комок глины отскакивает от пола, так что любо-дорого. Можно чеканить на глазах у изумленной публики.

Вылепить что-нибудь более полезное я не успел: электричка подъехала к моей станции. Что ж, будем надеяться, что бомжи никуда не ушли, по-прежнему распивают на своем боевом посту.

Я вышел на пустую платформу (куда подевались все дачники?), огляделся: пусто. На лавочке отдыхала одинокая бабулька, торгующая газетами. Спросить, что ли, у нее?

– Простите, вы не видели здесь бомжей? – Я сперва спросил, а потом подумал: что ответит нормальный человек на такой вопрос? «Нет, всю жизнь в Подомосковье живу, ни одного бомжа не встречала. Бомжей не существует, это все происки СМИ». Но бабулька ответила нечто более интересное:

– Что, мобильник стащили?

– Нет, я к ним посоветоваться…

– Как мобильники воровать?

– Они глиной торгуют…

– Чтобы скупать по дешевке ворованные мобильники?

Во заклинило-то человека!

– Видели или нет?

– Нет. С утра здесь двое распивали, а потом пошли домой. На Злой земле, за оврагом, знаешь?

– Нет.

– И я не знаю. По дорожке иди, как в овраг свалишься, так и чеши через него, на Злую землю и попадешь. Там единственный дом, это их.

– Спасибо.

– Не за что. Мобильник береги.

Я спрыгнул с платформы и пошел себе по дорожке. Интересно, а если я не замечу оврага? Надо было поточнее расспросить. Овраг вещь такая: можешь и не заметить, пока сам в него не свалишься.

Свалился. Набрал полные ботинки глины, хватаясь за сухие кустики, выбрался на другую сторону и понял, что пришел.

Далеко-далеко впереди поблескивала желтая полоска леса, под ногами валялись остатки гнилого забора, а вокруг была грязь. И глина. Много-много, целое поле грязи и глины. Тут и там торчали одинокие деревья, под одним, высохшим, стоял косой бревенчатый домик. Видел я этот пейзажик, и уже не раз. Вон в том грязевом болоте, где лежит обгоревшее полено и торчит шеренга пустых бутылок, там живут три покойника, которым зачем-то нужна моя бабушка.

А в избушке – бомжи, предположительно те, что продали мне глину. Надеюсь, живые.

Ну и что, что средь бела дня! Все равно страшно. Я почему-то вспомнил бабульку на платформе. Снял мобильник с ремня и спрятал во внутренний карман, хотя боялся не за него. Просто боялся. Просто вспомнил сон. Потом просто вспомнил про бабушку, пнул давно на землю упавшую калитку и вошел.

Грязь так чавкала под ногами, словно уже начала поедать мои ботинки, нимало не заботясь присутствием в них хозяина. Так вот сожрет и не подавится – ей что, ее много!

К домику я подобрался уже по колено грязный. Интересно, у бомжей водится щетка для одежды? В крыльце была огромная дыра, откуда на меня шикнул полосатый котенок. Впрочем, он тут же испугался и нырнул в темноту. Я постучал, прислушался – тихо. Потянул дверь, вошел.

От запаха заслезились глаза. Или от дыма? Когда я проморгался, первым делом разглядел костер, разожженный прямо посреди комнаты. Рядом сидел пацан лет семи и жарил на костре сосиску. Я не выдержал:

– Дом же спалишь, чудила!

– Тебе-то что?!

Ничего, его дом, пусть поджигает, если хочется. Меня другое волнует: я ведь даже не спросил, как зовут того бомжа, что продал мне глину! И что я скажу пацану, кого я ищу?!

– Мне бом… дяденьку. С красными пакетами на ногах, он еще глиной торгует…

– Отец на работе.

Вот оно что! Только на платформе я никого не видел, кроме чокнутой бабульки. Значит, вряд ли я его сегодня найду… Может, этот знает? Сын все-таки…

– Так это ты не хочешь читать «Поднятую целину»?

– Не хочу, Акутагава лучше. А ты откуда знаешь, отец рассказывал?

– Мы говорили о тебе… Не знаешь, откуда он глину берет?

– Коммерческие тайны не выдаю.

Значит, знает. Уже хорошо, а то я испугался, что приехал зря.

– Это правильно. Только я из-за этих коммерческих тайн рискую потерять бабушку.

Пацан глянул на меня с каким-то садистским любопытством, снял с прутика сосиску и принялся жевать:

– Расскажи.

Я прошел в дом (сколько можно стоять на пороге и ждать приглашения?), выбрал у костра поленце почище, сел. Теперь я увидел, где разложен костер: не просто на полу, на голых досках, а на небольшом холмике земли, аккуратно утоптанном посреди комнаты. А дров не было. Ни веток, ни бумажек: просто земля, и на ней – костер.

– Ну, в общем, так…

И я рассказал парню обо всем, что произошло за эти сутки. Если он в курсе, то поможет, если нет, то и не поверит. Парень слушал и меланхолично жевал сосиску. Я уже начал думать: может, зря перед ним распинаюсь. Такое лицо, словно я ему алгебру объясняю. Но рассказал до конца. Все. И о скелетах, и про сон, и о том, как меня засосало в пакет с глиной. А когда закончил, парень встал, подошел (запах бомжатины ударил по носу с новой силой), сказал: