Любовники. Плоть - Филип Хосе Фармер

Застучали барабаны, их звук перекрыли горны, загремели цимбалы, взвизгнули свирели.

С дикими воплями, выкатив глаза, неслись молодые жрицы по Пенсильвания-авеню, расчищая путь бичами. Вскоре их вынесло к воротам в ограде двора Белого Дома. Началась носящая театральный характер схватка между ними и Почетной Стражей, которая искусно изображала сопротивление вторжению. Зрелище не столь уж безобидное, поскольку и лучницы, и жрицы пользовались заслуженной репутацией злобных сучек. И те и другие вырывали друг другу волосы, царапались, выкручивали груди, но чересчур распалившихся охладили по голым спинам бичи старших жриц. Девчонки разбежались, истошно завывая, и быстро вернулись к своей роли.

Выхватывая из-за поясов золотые серпы, они потрясали ими в воздухе угрожающими, но в то же время явно ритуальными движениями. Неожиданно – будто подчеркивая драматический эффект своего появления, как оно, впрочем, и было, – в главных дверях Белого Дома появился Джон Ячменное Зерно, держа в одной руке полупустую бутылку виски. Куда девалась вторая половина содержимого – ни у кого сомнений не было. Джон шатался, ловя шнурок у себя на шее, пока наконец не сумел поймать висящий на его конце свисток. Он поднес его ко рту и пронзительно свистнул.

Ответом ему был вой с улицы, оттуда, где стояли Лоси.

Часть их бросилась мимо Стражи к портику. Эти люди были одеты в шапочки из лосиной кожи с искусственными рогами по обеим сторонам, кожаные же пелерины, а сзади на поясах болтались хвосты. Спереди к штанам были прицеплены воздушные шарики фаллической формы. Они не шли и не бежали, а пританцовывали на цыпочках, как заправские актеры, имитируя лосиный аллюр. Они сделали вид, что нападают на жриц, те с визгом, изображая испуг, столпились в сторонке, освобождая Лосям проход к Белому Дому.

Здесь, в просторном вестибюле, Джон Ячменное Зерно свистнул еще раз и выстроил их согласно рангу, принятому в братстве. Затем он поспешно направился вверх по широкой винтовой лестнице, ведущей на второй этаж.

Потеряв равновесие, он свалился спиной вперед в объятия вождя Лосей.

Вождь перехватил Ячменное Зерно и отшвырнул его в сторону. В обычных обстоятельствах он не решился бы так обращаться со Спикером Дома, но знание, что тот ныне не пользуется расположением жриц, придало ему уверенности. Ячменное Зерно упал на край лестницы, перевалился через перила – хрястнул головой о мраморный пол вестибюля. Там он и остался, странно изогнув шею. К нему подскочила молодая жрица, пощупала пульс, заглянула в гаснущие глаза и взмахнула золотым серпом.

И тут же по ее голым плечам и груди щелкнул бич, оставив набухшую кровью полосу.

– Что это ты делаешь? – крикнула жрица постарше.

Девушка низко склонилась, потупившись, но поднять руки, чтобы защититься от кнута, не посмела.

– Я реализую свое право, – всхлипнула она. – Великий Лорд Ячменное Зерно мертв. Я – воплощение Великой Белой Матери, и я хотела сжать его стебель.

– И я бы не остановила тебя, – ответила старшая, – в твоем праве оскопить его – если бы не одна существенная деталь: он погиб случайно, а не в Ритуале Посева. И ты это знаешь.

– Да простит меня Колумбия, – хныкала юная жрица. – Я не могла остановиться. Это все сегодняшняя ночь… Сын вновь достиг мужества, коронация Двурогого Царя, дефлорация маскоток…

Суровое лицо старшей жрицы потеплело, смягченное материнской улыбкой:

– Уверена, Колумбия тебя простит. В такую ночь сам воздух лишает нас разума. Это божественное присутствие Великой Белой Матери в ипостаси Виргинии, героя-Солнце и Великого Лося. Я тоже чувствую это…

В этот миг со второго этажа раздалось мычание, и обе разом подняли глаза. Толпа Лосей валила по ступеням вниз, снося на руках героя-Солнце.

Это был голый человек, сложенный во всех отношениях великолепно. Скрыть свой высокий рост он не мог, даже сидя на плечах двоих Лосей. Лицо с выдающимися надбровными дугами, длинным горбатым носом и массивным подбородком могло бы принадлежать богоподобному чемпиону в тяжелом весе. Но сейчас в лице его не было ничего, что заслуживало бы определения «красоты» или «уродства». Единственное слово, применимое к такому лицу, – «одержимость». И это слово мог бы сказать кто угодно из Вашингтона или всей Дисии. Волосы цвета красного золота спадали на плечи, а из их волнистой массы прямо над линией лба выступала пара ветвистых рогов.

Не искусственных, какими украсило себя братство Лося. Живых, здоровых органов!

Они выдавались на двенадцать дюймов над головой, с размахом шестнадцать дюймов от острия до острия. Покрыты они были бледной блестящей кожей, пронизанной голубыми сосудами. В основании каждого рога на каждый удар сердца героя-Солнце отзывалась пульсацией большая артерия. Было видно, что рога имплантированы недавно – на основаниях засохла свежая кровь.

Лицо рогатого человека невозможно было бы не заметить в толпе горожан. Лица Лосей и жриц различались, но, как у всех людей этой эры, их объединяли общие черты – их вполне можно было бы назвать оленеподобными. Треугольные, с большими темными глазами и длинными ресницами, высокими скулами, небольшими пухлыми ртами и заостренными подбородками – лица, отлитые в форму своего времени. Однако внимательный зритель сразу заметил бы, что человек, покачивающийся на чужих плечах, человек без малейших следов интеллекта на лице – принадлежит прошлой эре. Изучающий портреты человечества мог бы сказать по его лицу: «Он пришел к нам из древнего мира», или «Этот человек родился в эпоху Возрождения», или «Этот человек жил, когда индустриальный век только набирал мощь». А мог бы сказать и так: «Этот человек жил на Земле, когда на ней кишели люди, подобно муравьям, и в нем тоже есть что-то от муравья. Но при этом он выглядит как оригинал той эпохи – человек, который смог стать личностью среди муравьев».

Сейчас толпа несла его вниз по широкой лестнице, прочь от огромного портика Белого Дома.

Он появился на улице, и толпа зашлась в оглушительном крике. Барабаны сходили с ума, горны трубили, издавая такой гул, словно бы воздух рвала громоподобная труба архангела, бешено визжали свирели. Жрицы замахивались серпами на одетых лосями мужчин, но не наносили ран, разве что случайные скользящие порезы. Лоси из толпы толкали жриц, и те падали на спину, задирая в воздух ноги, визжа и извиваясь.

Двурогого пронесли с тротуара через железные ворота на середину Пенсильвания-авеню. Там его посадили на кровавоглазого черного лося-самца. Лось попытался взбрыкнуть и встать на дыбы, но его удерживали за рога и за шерсть на боках, не давая рвануться с места. Человек на спине зверя ухватился за рога, чтобы не упасть. Спина его выгнулась луком, а огромные мускулы рук выступили узлами, когда он принудил зверя поднять голову на чудовищной шее. Лось замычал, сверкнув в свете факелов белками глаз. И когда казалось, что его шея вот-вот сломается в могучих руках всадника, он сдался, перестал сопротивляться и стоял, дрожа. Изо рта потекла слюна, а в глазах, по-прежнему диких, появился страх. Рогатый человек стал его хозяином.