Гугенот - Андрей Хуснутдинов

Вслед за восемнадцатым годом в зале зашевелились как-то по-особому. По рядам побежали шепотки, заскрипели и заухали откидные сиденья, с галерки стали звать тех, кто выходил покурить. В ближнем от Подорогина углу кафедры охранник включил плазменную панель.

Пригас верхний свет, и ведущая попросила внимания.

— Скандальная пленка, господа, — сказала она при гробовой, пощелкивающей электричеством тишине, — о которой в последнее время столько пересудов и слухов — не миф и не утка. Пленка эта, а точнее магнитная, неполная — повторяю, неполная — копия диапозитива, любезно предоставлена в распоряжение пресс-центра Василь Василичем. («Улыбка», — прочитал Подорогин в шпаргалке, кисло жмурясь при очередной порции вспышек.) Должна сразу предупредить, что пленка эта предоставлена пресс-центру на известных условиях. Никаких комментариев, сверх того что Василь Василич уже сделал на этот предмет, не последует ни от него, ни от его уважаемого ведомства. Для изучения оригинала создана специальная комиссия, состав которой будет обнародован вместе с ее отчетом в свое время…

— «Извините, что перебиваю… — Подорогин поморгал, удостоверяясь, что глазок на микрофоне действительно зажегся и не мерещится ему. — Но некоторые точки над „i“ все-таки лучше расставить сегодня, не откладывая в долгий ящик. То, что вы сейчас увидите, это, так сказать, сырой материал — без комментария, анализа, без какого бы то ни было научного подкрепления. Голый факт. И даже, скорее, артефакт. Представьте, что вы только что раскопали глиняный черепок. Сумма ваших знаний об этом черепке скорее отрицательна — вы не можете не только датировать его, но даже сказать, какие сколы и царапины он пронес через века, а какие получил в результате вашего „вскрытия“. Это первое. Второе. Опережая события, скажу, что аутентичность интересующего вас предмета установлена с очень большой долей вероятности. Иначе бы просто не было смысла обнародовать его. Тут, хотите вы того или нет, вам остается верить мне на слово и ждать отчета комиссии. Терпеливые потерпят, нетерпеливые прямо сегодня могут созывать собственные семинары. Последним напомню, каких дров наломали их предшественники с „черепками“, которых они не потрудились раскопать и даже в глаза не видели. Понимаете, о чем речь?.. И, что называется, на десерт. От души советую не толкаться и не тратиться на съемку с экрана — после просмотра все желающие могут получить материал на видеокассетах. Заявки к Ольге Юрьевне. Спасибо». — Подбив листки шпаргалки, Подорогин встал из горячего кресла, разминулся с охранником, который включил видеопроигрыватель под телевизором, и вышел из зала через служебный вход. На плазменной панели он успел разглядеть промелькнувшую перфорацию перекошенной кинопленки, гриф «ДСП» и длинный архивный номер, начинавшийся на «5».

В комнате с маникюрным столиком полковник ВВС забрал у него шпаргалку, отдал обещанную фотографию и вытащил откуда-то из-за спины небольшой, в полкирпича, бумажный сверток, который поднял к груди с таким благоговением, будто это был футляр с орденом.

— Так, Вась, — пробасил он, ворочая бровью. — Вскрыть в спокойной обстановке. Приказ не обсуждается. Вскрыть без свидетелей. Инструкция и прочая тряхомудрия — внутри. Вник?

— Вник. — Подорогин взял сверток и ждал, когда полковник отпустит его.

— Приказ не обсуждается, — повторил полковник.

Плотная бумага свертка потрескивала как наэлектризованная. Подорогину показалось, что полковник пьян. Они смотрели друг на друга в упор. Со стороны зала слышался неясный шум.

Вдруг Подорогин понял, что улыбается — ощущение растянутых напряженных губ было так же странно и неожиданно, как если бы к его лицу приставили горячую маску. Он разжал пальцы и хотел идти, как полковник тоже выпустил сверток. Подорогин едва успел подхватить его. Внутри что-то булькнуло.

— Дорогу-то помнишь? — спросил полковник.

Подорогин молча вышел из комнаты.

В холодном заброшенном вестибюле он несколько раз, не соображая, прошелся вдоль прилавка буфета туда и обратно, пока не увидел, что ведущая из буфета дверь заколочена. Не заперта, а именно заколочена — две толстых свежих доски, набитых андреевским крестом, будто перечеркивали ее. Путь к автобусу через предбанник был закрыт. Подорогин недоуменно встал.

— Вась, — послышался сзади голос полковника, который, судя по снисходительному сочувствующему тону, все это время наблюдал за ним. — Ты дальше продвигайся-то. Там дверь имеется. Так и покороче будет.

Между штабелями ящиков, занимавшими всю дальнюю стену вестибюля, действительно обнаружилась дверь. Проходная комнатка за дверью была уставлена поросшими пылью компьютерными мониторами и выпотрошенными системными блоками. В темноте Подорогин ударился щиколоткой об огнетушитель и чуть не выронил сверток.

Прихрамывая, он выбрался в аккуратный, шедший полукругом коридор с искусственной пальмой и покосившимся планом эвакуации, а еще через несколько метров — в людный холл. Стороживший коридор охранник кивнул ему.

Подорогин встал, открыв рот.

Гостиничная регистратура, осажденная в эту минуту шумной толпой китайцев, напоминала вокзальную кассу. Галдящие китайчата барахтались в грудах мокрого багажа, размахивали руками перед аквариумом, пытаясь привлечь внимание рыб, и бегали взапуски вокруг вращающегося подиума с подарочным джипом. Неподалеку от подиума огромный лакированный негр в лисьем полушубке читал «Известия». Время от времени гигант был вынужден прижимать газету к груди с вымученной улыбкой, будто пережидал порывы ветра.

Подорогин смотрел на вращающийся подиум с таким чувством, с каким таращился на свой развороченный «лендровер», когда на заснеженной стоянке прокуратуры следователь Ганиев сдернул с машины брезент.

И этот подиум, и аквариум он узнал с первого взгляда, но его воспоминанию потребовалось время, чтоб достичь обличил мысли — так же, как полоумному Григорию с его бумажным храмом на колесах понадобилось почти полсуток, чтобы добраться из гостиничного двора в гостиничный гараж.

Булькающий полковничий сверток он развернул у себя в гардеробной после того, как выпил стакан водки. Под плотной внешней оболочкой оказалась еще одна, вакуумная. К фольгированной пленке прикреплялся стикер с короткой инструкцией: «По ознакомлении уничтожить любым доступным способом».

Надорвав пленку, Подорогин извлек на свет небольшую коробочку Нижняя и боковые стороны ее были сделаны из черного пластика, верхняя из плексигласа. Внутри, залитый не то маслом, не то формалином (судя по отчетливому аптечному душку — все-таки формалином), помещался миниатюрный макет ленинской комнаты. То есть что это макет ленинской комнаты, было ясно с первого взгляда: два ряда крохотных столов со стульями тянулись по заклеенному шпоном дну, микроскопическая наглядная агитация мерцала на желтых стенках, лилипутское алое знамя с золотыми шнурками колыхалось в углу.

Подорогин протер глаза, глотнул еще водки и вышел из темной гардеробной. В столовой, не зная, как раздвигаются тяжелые портьеры, он пробрался между ними, словно между половинками театрального занавеса, сел на низком подоконнике, поставил рядом бутылку и продолжал рассматривать содержимое коробочки. Оптическая иллюзия отстранения опять овладевала им. Только сейчас это был не результат переутомления, сколько следствие потрясающей достоверности, с какой оказалась изготовлена копия интерьера комнаты.