"У Геркулесовых столбов…" Моя кругосветная жизнь - Александр Городницкий

Фонтан Медичи – один из самых живописных фонтанов мира, это тоже уголок Люксембургского сада. Он отражается в воде и напоминает знакомые мне с детства питерские каналы. Вообще, весь Париж наполнен разного рода скульптурами, роскошными фонтанами, бегущей водой, и все это создает впечатление живого, а не мертвого скульптурного мира, который продолжает жить, радоваться, негодовать, возмущаться и снова радоваться. Скульптуры в Париже образуют какой-то удивительный психологический фон этого города, и кажется, что все они теплые. После классических скульптур поражают яростные, страстные скульптуры Родена. Не случайно, видимо, в США во всех университетских городках обязательно стоят его скульптуры. Откуда такая любовь к Родену? Не только к «Мыслителю» и «Гражданам Кале», но и ко многим другим, иногда не самым известным произведениям. Достаточно посетить музей Родена, неподалеку от Дворца Инвалидов, чтобы увидеть, как в его скульптурах воплотилась яростная натура этого неистового и гениального художника.

Париж – удивительно зеленый город. Здесь огромное количество парков, скверов, садиков. Один из самых тихих парков – это парк Монсури. Почти со всеми парками связаны исторические события, поскольку Париж настолько пропитан историей, что, куда ни шагни, обязательно споткнешься о какую-нибудь реликвию. Если в Люксембургском саду расстреливали коммунаров, то в парке Монсури прогуливался Владимир Ильич Ленин. Его квартира была неподалеку, на маленькой улочке Мари Роз, где он жил с Инессой Арманд. И в этом замечательном парке, где плавают утки, парят чайки, цветут каштаны, он думал не больше и не меньше как о планах Мировой Революции. Кажется даже странным, что все в Париже так тесно связано. И абсолютная тишина парижских парков, и гремящее пламя революционного террора, как французского, так и русского.

Другой совершенно своеобразный мир Парижа, без которого Париж не был бы Парижем, – это дети. Во Франции очень большое количество многодетных семей. В отличие, например, от соседней Германии, где в лучшем случае по одному ребенку в семье, здесь нормой считается иметь трое-четверо детей. Пока родители работают, за детьми присматривают няни. Маленькие парижане совершенно замечательные. Они раскованные, веселые, прекрасно одеты и ухоженны. Дети, которые катаются на разноцветных каруселях, наполняют своим щебетом парижские парки и скверы, образуют совершенно удивительный план веселого солнечного Парижа, устремленного в завтрашний день.

Обращает на себя внимание то, что в старых парижских домах, таких красивых внешне, квартиры, как правило, за исключением очень богатых, достаточно небольшие, узкие, хотя и с высокими потолками. Дело в том, что практически круглый год вся парижская жизнь идет на улице. На любом парижском перекрестке есть все, что необходимо человеку для повседневной жизни: церковь, кафе, несколько магазинов. Эти маленькие площади на пересечении нескольких улиц, напоминающие знаменитые питерские «Пять углов», и формируют наиболее типичный ландшафт парижских улиц.

В Париже жизнь кипит и днем и ночью. И все, что люди делают, они делают на виду у других. В кафе встречаются, в кафе назначают свидания и деловые встречи, обсуждают новости. Вся Франция заострена на общественную жизнь. Поэтому в квартирах почти не живут, там только спят, растят детей, а все остальное происходит на улице. Но стоит свернуть с шумной магистрали за угол и сделать несколько шагов, как ты оказываешься на тихой, мощенной булыжником улочке с приглушенным светом фонарей, пришедшей будто из Средневековья. И кажется, что вот прямо сейчас из-за угла выйдут три мушкетера вместе с д`Артаньяном, и начнутся те приключения, которые так привлекали в детстве. А совсем рядом шумные магистрали пересекают бульвары, и Париж продолжает свою дневную, вечернюю и ночную жизнь.

Когда попадаешь в тихие уголки огромного Парижа, где веками стоят одноэтажные и двухэтажные домики, и видишь патриархальную жизнь, которая, казалось бы, ничем не должна быть нарушена, представляется странным, что именно в этой стране еще в конце XVIII века разыгралась драма Великой французской революции, явившая миру не только образцы свободы, равенства и братства, но и первые примеры чудовищного поголовного террора. Вспоминаю пьесу Михаила Шатрова «Большевики», которая шла в театре «Современник» в конце 60-х годов. В пьесе над раненым Лениным спорят большевистские вожди, стоит ли повторять ли опыт террора Французской революции. И повторили! Французская революция стала классикой всяческого террора, чем и напугала Европу, но не испугала, к сожалению, Россию. Среди казненных на гильотине было немало великих людей. Например, прекрасный поэт Андре Шенье, которому посвятил стихи Пушкин, и великий физик Лавуазье, который настолько интересовался природой вещей, что попросил у палача, чтобы тот, когда отрубит ему голову, посмотрел ему в глаза, и он ему подмигнет, чтобы доказать, что жизнь существует и после смерти.

Совершенно невозможно представить себе Париж без открытых кафе, без звучащих под гитару песен, без знаменитого французского шансона. Без Жака Бреля, Ива Монтана, Шарля Азнавура и многих других. Булат Окуджава как-то говорил мне, что именно приезд Ива Монтана в 1956 году в Москву побудил его впервые взяться за гитару. Дух французского шансона, охвативший когда-то всю Европу и явившийся серьезной основой авторской песни в нашей стране, до сих пор существует. Вот только отношение к авторам разное. На кладбище Монпарнас, у всегда заваленной свежими цветами могилы знаменитого французского шансонье Сержа Генсбура (Гинзбурга), я как-то поневоле вспомнил о нашем шансонье Гинзбурге, выступавшем под псевдонимом «Галич».