Неподвластный богам - Брайан Толуэлл

…Огибая с юга остров Железных Идолов, Конан и его друзья не могли заметить, как, двигаясь вдоль северной стороны острова, в открытое море уходила другая лодка. Ее пассажирами были трое высоких угрюмых мужчин в одинаковых темно-синих плащах и таких же, надвинутых на глаза, капюшонах.

Еще одна троица, одетая точно также, проходила в этот момент через главные ворота Бельверуса…

Брайан Толуэлл

Будущее – это не только лишь то,

что случится завтра, за Горизонтом Времени,

нет, это иной, враждебный всему привычному

мир, мир моего мщения…

Откровения Великой Души

Жестокий и стремительный ветер выл и стонал. В его тревожных переливах как будто слышался то плач ребенка, то свист жаркого воздуха кровавой битвы, рассекаемого, клинком холодной стали, то последний зов безвозвратно загубленной души. Пронзительный этот ветер беспощадно разметал редкие облачка, обнажив полную, испещренную шрамами и пятнами, подобную древней золотой монете, сверкающую луну. Туманный свет луны равномерно застилал пугающе-однообразную равнину, на которой не было ничего, кроме истинного ее властелина – этого всепроникающего ветра, возникшего словно из самых глубин мрака. Прекрасное звездное небо волшебным куполом нависало над потрескавшимся панцирем степи, и казалось, что ветер щекочет небесный свод, так что звезды переливаются на нем подобно серебряным чешуйкам на теле исполинского сказочного дракона, вперившего свой неподвижный лунный глаз в эту пустую, никчемную и бесконечно грешную землю…

Вот уже несколько часов тусклый лунный глаз задумчиво прослеживал путь трех высоких, крепко сложенных мужчин: не безумны ли они, бросившие вызов этому великому, леденящему душу мраку?… Жестокий ветер рвал широкие темно-синие плащи путников, дико завывал у самых ушей, едва скрытых капюшонами, но все его усилия пробудить у странников человеческие чувства были тщетны. Люди шли, и перед их мрачной решимостью одинаково отступали и ветер, и тьма, и даже лунный глаз, будто покорясь их безумной несокрушимой воле, старательно освещал загадочной троице дорогу.

Не менее странным был и скарб одиноких ночных путешественников. Он размещался на небольшой четырехколесной повозке, которую люди, поочередно сменяя друг друга, настойчиво катили вперед. Усилия, прикладываемые ими, явственно свидетельствовали о достаточной тяжести груза. Тщательно укрытый несколькими слоями черного шелка, груз этот словно сросся с повозкой. Все тот же безжалостный ветер силился сбросить черные покрывала, чтобы лунный глаз хотя бы разок смог взглянуть на тайный скарб безумцев, но и это ему не удавалось. Напротив, казалось, здоровенный сундук – сундук ли? – как будто притягивал свои черные одежды, видно, стесняясь показать себя всевидящей луне. Или; может быть, желая выждать время, чтобы предстать перед миром в новом, могущественном обличие…

А люди все шли и шли, и повозка поскрипывала в такт их тяжелым шагам. Отчаявшись устрашить путников и потеряв всякую надежду раскрыть их тайну, хмурая луна готовилась отбыть в последний путь, чтобы завтра вновь захватить власть над этой бескрайней равниной. Впрочем, нет. Равнина не была бескрайней: на востоке и юге ее ограничивали острые, подобные выставленным для устрашения пришельцев каменным клинкам, высокие скалы. То были первые стражи великих Карпатских гор, естественной границы Запада и Востока обширных хайборийских земель. Протянувпшсь на тысячу миль с северо-востока на юго-запад, Карпашские горы разделяли владения Коринфии и Заморы, Кофа и Офира, и кое-где, близ места слияния Хорота и Красной реки, подбирались к землям Аквилонии, богатейшей державы Запада.

Степь, по которой шествовали загадочные странники, представляла собой едва ли не самую заброшенную часть коринфских земель. Здесь не было лесов, рек, только голые, потрескавшиеся солончаки. Если люди когда и жили здесь, то очень давно, в бесконечно далекие, доисторические времена, и следов их пребывания древняя степь не сохранила. Здесь, на краю этой степи, горы были особенно неприветливы, и бесчисленные караванные тропы обходили их стороной. Легенды гласили, что места эти прокляты, и в здешних горах рисковали селиться лишь прозревшие волю богов бесстрашные горные орлы.

Между тем люди шли, не оглядываясь и не сверяясь с картой, как будто к себе домой. Троица неумолимо приближалась к черным скалам, в зловещей вышине помеченным ледяными шапками, и с каждым шагом движения людей становились все более уверенными. Вот они миновали ущелье, осторожно подняли повозку с грузом по пологой каменной лестнице. Петляя в узких ложбинах между скал, они вышли на большую ровную площадку.

Зажатый в естественном каменном мешке, подвластный лишь взору небес, высился огромный замок. Вытесанный из колоссальной скалы-монолита, этот мрачный дворец был начисто лишен окон и дверей. Только широкие, пробитые в скальных породах ступени вели к массивной железной плите, прильнувшей к холодному камню горного дворца. В момент, когда ноги путников ступили на лестницу, тяжелая железная плита дрогнула и внезапно откатилась в сторону. Изнутри, рассекая тьму уходящей ночи, навстречу путешественникам ринулся поток яркого факельного света. Вослед свету явился человек – очень высокий, стройный, облаченный в темно-синие одежды. Его правильное, отметенное чертам аристократизма лицо была бесстрастно. Маленькие серые глаза, таящие недюжинный ум их обладателя, изучающе смотрели на вновь прибывшую троицу, но казалось, не люди интересовали мужа, вышедшего из чрева каменного замка, а то, что было скрыто черным шелковым покрывалом. Помедлив мгновение, человек Повелительным жестом приказал следовать за ним. Пришедшие, ничем не показывая смертельную усталость от изнурительного ночного путешествия, покорно склонили головы и двинулись вослед хозяину. Как только все четверо вступили в замок, огромная железная плита легко встала на свое место, и более ни один ручеек света не изливался в предрассветную мглу.

Долгими каменными коридорами катилась покрытая черным шелком повозка, пока процессия не вступила в округлый зал, напоминающий кратер давно потухшего вулкана. За все время путешествия по замку никто не проронил ни слова, как будто над его обитателями тяготел неведомый обет молчания. В центре амфитеатра возвышался небольшой мраморный постамент. Около постамента стояли мужчины, ничем – ни одеждой, ни осанкой, ни формой лица, ни цветом глаз – не отличавшиеся от вновь прибывших. Единственным украшением был большой серебряный медальон на груди у самого высокого из облаченных в синие плащи мужей – того, кто вышел из замка навстречу ночным путешественникам. Медальон изображал стремительный остроконечный треугольник. Искусство мастера, изготовившего медальон, придало треугольнику объемность, так что казалось, будто на груди человека сверкает великолепная серебристая пирамида; внимательный взгляд заметил бы шестнадцать тщательно очерченных ее граней. Вокруг пирамиды вились какие-то тончайшие спирали, отдаленно напоминающие змей. Но тайный знак, изображенный на медальоне, на самом деле был неведом служителям культа Великого Змея Сета, равно как и жрецам всех других бесчисленных религий тогдашнего мира. Ничего не говорилось об этом знаке и в мудрых книгах древности, в равной мере не знали о нем опытнейшие маги и всемогущие короли. Ибо знак тот был не от мира сего, и лицезреть его могли только те шестнадцать человек в однообразных темно-синих одеяниях, что в мрачной задумчивости застыли вокруг мраморного постамента.