Война за Возвышение - Дэвид Брин

* * *

Неожиданно накопившиеся боль, усталость, напряжение словно высвободили что-то в Фибене. Он почувствовал, как его поднимает над шумом и смятением. Фибен вспомнил, что сказала ему Атаклена перед тем, как он отправился в город. Серебряные нити ее короны волновались, словно мысли на ветру.

«Есть одно стихотворение, которое процитировал мне отец, Фибен. Хайку на земном языке, который называется японским. Я хочу, чтобы ты взял его с собой».

«Японский, – возразил он. – На нем еще говорят на Земле и на Калафии, но на Гарте вряд ли найдется сотня шимпов или людей, владеющих им».

Но Атаклена только покачала головой.

«Я тоже его не знаю. Но передам тебе высказывание так, как его сказали мне».

И когда она открыла рот, раздался звук какой-то кристаллической структуры, что-то вроде абсолютного значения, которое запомнилось и тут же рассеялось.

Бывают решающие мгновения

В темную зимнюю бурю,

Когда звезды зовут и ты летишь.

Фибен помотал головой. Момент откровения миновал. Надпись продолжала светиться.

ВЫХОД.

Она сияла, как зеленое убежище.

Все вернулось: шум, запахи, жжение от капель дождя. Но Фибен чувствовал себя так, словно его грудь стала вдвое шире. Руки и ноги стали невесомыми.

Подогнув ноги, он прыгнул и опустился на следующей террасе в дюймах от жгучего клейкого покрытия. Толпа взревела, а Сильвия, захлопав в ладоши, отступила на шаг. Фибен рассмеялся. Он поколотил себя в грудь, как делают гориллы, в такт музыке. Аудитории это понравилось.

Улыбаясь, он прошел по самому краю террасы, определяя липкое место скорее инстинктивно, чем по небольшому отличию в цвете. Широко расставив для равновесия руки, он старался показать, что ему гораздо труднее, чем в действительности.

Терраса кончилась там, где росло дерево – искусственное, из фибергласа, зеленое, с пластиковыми листьями.

Конечно, тут тоже ловушка. Фибен не стал мешкать, разглядывая ее. Он подпрыгнул, слегка дотронулся до ближайшей ветви и опустился, с трудом сохранив равновесие. Толпа ахнула.

Ветвь отреагировала с чуть заметным опозданием – как раз на столько, сколько нужно, чтобы крепко схватиться за нее. По дереву словно прошла судорога. Ветви превратились в веревки, которые опутали бы его руки, если бы он за них держался.

С криком Фибен снова подпрыгнул и схватился за свисающую веревку. Он, как прыгун с шестом, пролетел над двумя оставшимися террасами – и над удивленной танцовщицей – и оказался в густой, как джунгли, путанице балок и проводов вверху.

В последний момент он выпустил веревку и, скорчившись, приземлился на узком мостике. Несколько мгновений боролся с неустойчивостью. Вокруг него сотни ламп и неиспользованных ловушек. Смеясь, он начал освобождать пружины, защелки, рычаги, и на холм обрушился поток сетей, веревок, проводов. Увидев баки с горячей, похожей на овсянку жидкостью, Фибен пнул их. Музыканты, спасаясь от брызг, разбежались.

Теперь Фибен ясно видел весь маршрут. Совершенно очевидно, что пройти его невозможно. Единственный выход – перелететь через последние препятствия.

Другими словами, нужно мошенничать.

Эта гора не честное испытание. Шен не может преодолеть ее только благодаря смекалке. Сначала нужно понаблюдать, как страдают от боли и унижения другие. Урок который тут преподают губру, коварно прост.

– Ублюдки, – сказал Фибен.

Возбуждение его начало спадать вместе с кратковременным ощущением неуязвимости. Очевидно, Атаклена преподнесла ему прощальный дар, какое-то постгипнотическое внушение, которое должно помочь, если он окажется в безвыходном положении. Но он знал, что дальше на него полагаться не стоит.

«Пора сматываться», – подумал он.

После того, как музыканты убежали от липкой овсянки, музыка смолкла.

Но теперь снова заработали громкоговорители, издавая фразы, которые зазвучали лихорадочно.

– ...неподобающее достойным клиентам поведение... Нельзя одобрять того, кто нарушил правила... Его следует наказать...

Никто не слушал нелепых увещеваний губру, потому что толпа превратилась в стадо обезьян. Фибен подскочил к огромному усилителю и выдернул его вместе с проводами. Тирада чужака оборвалась, а аудитория внизу радостно и одобрительно загудела.

Фибен прыгнул к одному прожектору, повернул его и направил луч в зал.

Шимпы хватали плетеные столики и раздирали их над головами. Луч ударил по чужаку за ограждением, тот все еще в бессильном гневе сжимал микрофон.

Птицеподобное существо закричало и съежилось в ярком свете.

Двое шимпов, находившихся в ложе для важных персон, присели. Роботы развернулись и выстрелили. Фибен успел вспрыгнуть на балку, и тут прожектор взорвался в ливне металла и стекла.

Фибен клубком приземлился на вершине холма и вскочил на ноги. Король на горе. Скрывая хромоту, он помахал толпе. Зал взорвался одобрительными криками.

Но все мгновенно стихли, когда Фибен повернулся и сделал шаг к Сильвии.

Вот награда. Самцы-шимпанзе в естественных условиях не стеснялись совокупляться у всех на виду, и даже возвышенные неошимпанзе могли участвовать в групповых совокуплениях. Они не знали ни ревности, ни табу, которые делают поведение человеческих самцов таким странным.

Кульминация наступила гораздо быстрее, чем планировали губру, и в таком виде, который им не понравился. Но основной урок оставался все тем же. Аудитория должна была стать свидетелем вознаграждающего совокупления, со всеми психологическими последствиями.

Птичья маска Сильвии – часть этой манипуляции.

Сильвия обнажила зубы и соблазнительно повертела задом. Ее юбка с разрезами развевалась, демонстрируя привлекательный розовый цвет. Даже пестрые комбинезоны смотрели вверх, облизываясь в предвкушении, забыв о своей вражде с Фибеном. Сейчас он герой, герой для каждого внизу.

Фибен испытал жгучий стыд. «Мы не так плохи... и ведь нам всего триста лет. Губру хотят, чтобы мы считали себя животными, и тогда мы будем неопасны. Но я слышал, что даже у людей в старину случались такие регрессы».

Он приближался к Сильвии, и она зарычала на него. Присела в ожидании, и Фибен ощутил сильное напряжение в паху. Добрался до нее. Схватил за плечо.

Развернул лицом к себе. Изо всех сил старался поставить ее прямо.

Крики стихли, слышалось только перешептывание.

Сильвия удивленно мигала. Фибен понял, что она принимала какой-то наркотик, чтобы прийти в такое состояние.

– Спереди? – спросила она, с трудом выговаривая слова. – Но Большой Клюв сказал, что должно быть естественно...

Фибен сжал ее лицо ладонями. Маска закрывается на множество замков, поэтому он только отогнул ее и нежно поцеловал Сильвию в губы.