Господин Гексоген - Александр Проханов

Белосельцев достал конверт с кассетой, передал Гречишникову, и тот, откинув конверт, ловко сунул кассету в щель видеомагнитофона, дохнул на широкий телевизионный экран, сдувая несуществующие пылинки.

Вначале на млечном экране побежали волны и полосы. Затем промелькнули черные зигзаги. Появился размытый камуфляж проходящего перед камерой человека. Качнулся расплывчатый, не попавший в фокус ствол автомата. И возникло лицо генерала Шептуна, одутловатое, отечное, с синяками и ссадинами. Его усы, обычно пышные, бравые, лучистые, были теперь вяло опущены, свалялись, как пакля. Глаза, еще недавно радостно-наглые и сияющие, смотрели затравленно, и под каждым темнел кровоподтек. Раздался чей-то неразборчивый окрик, губы генерала зашевелились, и он стал говорить:

– Я генерал Шептун, спецпредставитель Председателя Правительства России. Как видите, я жив и здоров. Содержусь в нормальных условиях. Для моего освобождения требуется пять миллионов долларов США. Эти деньги следует передать в течение пяти дней. В противном случае… – Генерал замолчал и умоляюще посмотрел в камеру. Снова за его спиной раздался сердитый неразборчивый окрик, и Шептун продолжал:

– В противном случае меня расстреляют…

Он замолчал, камера еще некоторое время была направлена на его несчастное лицо, а потом скользнула на заляпанную грязную стену, затоптанный пол, где стояла жестяная миска, из которой, как собака, питался пленник.

Изображение исчезло.

– Какая красота!.. Какая сделка!.. Какой первоклассный, ошеломляющий бизнес! – Зарецкий задвигался, заелозил, от возбуждения не знал, куда девать руки, шаркал под стулом длинными узкими штиблетами. – Астрос, сука!.. Породистая великолепная сука! Я хотел его застрелить… Уже снайпер выбрал позицию, уже был известен час, когда он поедет из казино, но в последний момент я дал отбой. Понял, что мне будет скучно без него в этом мире! Знаю, он собирался меня взорвать. Уже подложили бомбу под мой «мерседес», уже гранатометчики встали по пути моего следования из ночного клуба на дачу. Но анонимный звонок сообщил о засаде и бомбе, и я был чудом спасен. Знаю, это Астрос дал отбой, потому что понял, как ему будет пусто без меня в этом мире!..

Зарецкий беспокойно гримасничал, сучил ногами, дергал сутулыми плечами, словно старался пролезть в невидимую узкую щель, сбросить с себя тесный чехол, протиснуться в открывшийся ненароком зазор, который может сомкнуться, сжаться и больше никогда в себя не пустить.

– Это подарок судьбы! Случай, в который нам необходимо вмешаться! Сделайте с кассеты две копии!.. Одну немедленно отправьте Премьеру! Пусть ее тотчас же посмотрит!.. Скажите, это мой наказ! И пусть сразу же мне позвонит! Другую копию – Астросу! Он ее немедленно пустит в эфир!.. Разумеется, с недавним сюжетом, где наш плюшевый Премьер клянется честью русского офицера освободить генерала! Да это просто подарок судьбы!..

Он напоминал теперь большую суетливую белку, издающую тревожные цоканья. И все эти гримасы и шарканья, подергивания головой и руками были средством выиграть время, ускользающее и летучее, которым он хотел овладеть, пустить его в оборот, извлечь максимальную прибыль.

– Он надеется за шкуру генерала выручить хорошие деньги. И попутно свалить Премьера, толкнуть на его место крепкого, как патиссон, московского Мэра. Но мы его переиграем в покер. Моя служба безопасности сильнее его службы безопасности. Мой аналитический центр умнее его аналитического центра. – Зарецкий весело взглянул на Копейко.

Кассета была размножена. Две ее копии ушли к адресатам, как ракеты, направленные к далеким целям. С места запуска, поглядывая на часы, они ждали, когда ракеты достигнут целей и поступит сигнал попадания.

В ожидании они пили коньяк, цепляя маленькими вилочками дольки лимона, вываленные в сахаре. Каждый раз, перед тем как выпить, Зарецкий протягивал рюмку к окну, словно чокался с собором, который подставлял одну за другой разноцветные чаши, узорные резные сосуды, дутые вазы и кубки, полные пьянящих напитков. По мере того, как веселящее зелье вливалось в него, он становился благодушней, доступней. Глаза, утратив зловещий лиловый пламень, благостно блестели.

– В чем суть затеи… – начинал он проговариваться, желая наградить верных помощников красотой гениального замысла. – Плен Шептуна, не дай бог с ним что-нибудь случится неладное, ставит Премьера на край катастрофы. И пусть себе ставит – сколько можно быть тюфяком, плюшевым котом, дутышем, клецкой, безвольным пузырем!.. Пусть-ка над ним посвистит секира, гнев Истукана, презренье военных. Пусть почувствует ужас отставки… – Зарецкий направил рюмку к окну. – Астрос, едва почуяв, что Премьер закачался, направит Мэра с поклоном к Истукану. Этот патиссон, надеясь стать главой Правительства, повинится перед Истуканом за прежнюю фронду, сдаст ему в знак преданности всех союзников и друзей, силовиков, банкиров и журналистов. Оставшись голым, он не получит Правительства. Мы затеем маленькую победоносную войну в Дагестане, который является головной болью Истукана. Тот не знает, как усмирить ваххабитов, плачет, рычит, ждет самого худшего. С помощью наших друзей-чеченцев мы спровоцируем в Дагестане малый конфликт. Премьер усмирит восставших, добьется быстрой и эффектной победы. Это будет его Тулон, ибо втайне он считает себя Бонапартом. Будет его Аркольский мост, где он вновь побратается с силовиками, позволив им победить. Он станет снова любезен Кремлю, укрепится на посту Премьера, безмерно увеличит шансы стать преемником Истукана… Надеюсь, вы меня понимаете?..

Белосельцева ужаснула простота сумасшедшего замысла, напоминавшего фантазию маньяка. Он был восхищен, как разведчик, случайно открывший замысел, за которым вел охоту. И изумлялся, как неуклонно, используя разломы и трещины в монолите противника, реализуется «Проект Суахили». Враг истребляет врага, деньги съедают деньги, энергия убивает энергию, и в свободный прогал, покрытый пеплом истребленных противников, юношеской легкой походкой ступает Избранник.

Они поглядывали на часы, гадая, на каком отрезке траектории находится ракета и сколько ей осталось до цели. Переводили глаза на разноцветные телефоны, среди которых один, без диска, белый, словно вырезанный из слонового бивня, служил для связи с Премьером.

Копейко из-под тяжелых кожаных век наблюдал витийствующего Зарецкого.

– Меня всегда поражали смелость и рискованность ваших проектов, казалось бы, невыполнимых, но всегда удававшихся. Вы рискуете и никогда не проигрываете!..

– Я игрок, по судьбе и по сути! – Лесть подействовала на Зарецкого тонким снадобьем. – Я играл в наперстки, в покер, в компьютерные игры, в лотереи, в рулетку, изучал «теорию игр» и «теорию малых войн» и всегда получал удовольствие от процесса игры, но никак не от выигрыша. Эта склонность к бесконечной игре и предельному риску сделала меня первым игроком России. Я выиграл власть, богатство, известность, историческое время, которое отмечено моим именем, и продолжаю играть. На кон положена Россия, и мой главный соперник – Астрос. Он хочет превратить Россию, с ее православием, Львом Толстым, маршалом Жуковым, сибирскими реками и березами, в центр еврейской цивилизации и противопоставить Русскую Хазарию всему остальному миру. Я же хочу включить Россию в состав мировой империи, где она в гармонии соединится с другими народами в единое мировое царство. Быть может, для этого мне придется провести две крупные войны, три малых локальных конфликта, десяток государственных переворотов в Прибалтике и в Среднеазиатских республиках, но великая цель будет мною достигнута. Я обнародую мой проект, когда мы сменим нынешнего, одряхлевшего Президента и на смену ему придет человек, способный воплотить мои планы. Если же такой не найдется, я сам стану Президентом. – Зарецкий потянулся рюмкой к окну, откуда ему навстречу выдвинулась узорная чаша, полная горького, на кореньях и травах, зелья, и хмель от нее был горячим и пряным, окружил его голову нимбом. – Новое тысячелетие мы встретим с новым Президентом. Я уже придумал вселенское празднество. Я установлю здесь, на Красной площади, тысячу ослепительных прожекторов, чтобы сияние было видно по всей России. Покрою кремлевские стены и башни, купола церквей и соборов прозрачным льдом, и они будут сверкать, как хрустальные. Построю изо льда, тут же, на набережной, на мостах и на площади, нью-йоркский «Эмпайер Стейт Билдинг», парижскую Эйфелеву башню, берлинский рейхстаг, лондонский Тауэр, римский Колизей, египетские пирамиды, индусский Тадж-Махал, «Зимний дворец» китайского императора. Я соберу хор из православных монахов, лютеранских псалмопевцев, буддийских бонз, еврейских раввинов, эскимосских шаманов, исламских мулл, и они исполнят «Гимн объединенного человечества», написанный самым великим из ныне живущих поэтов… – Зарецкий потянулся к окну, и оттуда собор подал ему кубок.