Пепел стихий - Элис Клер

— Пег, — холодно повторила Наставница.

— Конечно, это не слишком благозвучное имя, — согласилась аббатиса, — особенно, если сравнивать с настоящим именем ребенка. Но они же не знали ее настоящего имени! И я не могу понять, как это удалось ей.

— Она носила свое имя на шее, — ответила Наставница.

— Но… — Аббатиса нахмурилась, потом ее лицо просветлело. — Кусочек дерева! — воскликнула она. — Да, я помню, как Элисон Херст показала мне его, когда Калиста захотела присоединиться к нам. — Она повернулась к Жоссу. — На шее младенца был кожаный шнурок, на котором висел вырезанный из дерева оберег, испещренный странными знаками. — С волнением она снова повернулась к Наставнице. — Это была какая-то надпись, которую могла понять лишь Калиста? — спросила она тихо.

— Это наше письмо, — ответила Наставница.

— Но как же ей удалось его прочитать? — недоумевал Жосс. — Она была младенцем, когда вы оставили ее у дома Херстов, а раз так, то где она смогла выучить ваши буквы?

Наставница пристально посмотрела на аббатису.

— В вашем аббатстве вы храните манускрипты?

— Да, храним.

— Древние книги, содержащие знания о природе?

— Мы… да! — Элевайз на миг умолкла, а потом с жаром продолжила: — Теперь я вспомнила! Пег — мы еще называли ее Пег, когда она впервые пришла к нам, — особенно понравился один манускрипт о деревьях! — Она подняла глаза на Наставницу. — Как раз когда она обнаружила его, она и попросила разрешения носить имя Калиста.

Наставница кивнула так, будто все это было ей давным-давно известно.

— Она нашла ключ к системе наших знаков.

— А на что эти знаки похожи? — поинтересовался Жосс. Он напряженно о чем-то размышлял.

— Там была полоски насечек на гранях оберега, — объяснила ему аббатиса.

— Я знаю! — Он поднял глаза на Наставницу. — Это огамический алфавит.

Та пожала плечами.

— Называйте как хотите. Это наш способ записи имен вещей.

— Она всегда любила проводить время на воздухе, — сказала аббатиса. — Элисон Херст рассказала мне, как Пег, когда была еще совсем крошкой, разбила свой собственный маленький садик. — Элевайз посмотрела на Наставницу. — Вряд ли это должно нас удивлять, правда? Если принять во внимание ее происхождение.

Наставница вновь пожала плечами.

— Все живущие со мной понимают наших братьев и сестер в природе. Все они — дети Великой Матери.

Аббатиса задумчиво кивнула.

— А также дети рода человеческого, — проговорила она. — Наставница, Калиста обладает даром исцелять. Недавно я возложила на нее обязанности сестры в нашем больничном покое, и то, как она ухаживает за больными, говорит о ее природных способностях.

В первый раз Наставница едва заметно улыбнулась.

— Калиста — дочь своей матери, — сказала она.

Жосс чувствовал, что в нем растет раздражение. Да, все это очень хорошо и замечательно — говорить о Калисте с такой гордостью, но есть ли у Наставницы хоть какое-нибудь право гордиться? Подумать только, чему она подвергла сестру-близнеца Калисты этой ночью!

Вспомнив — увы, слишком поздно — о способности Наставницы читать мысли, он постарался подумать о чем-нибудь другом. О чем-нибудь безобидном — цветах, деревьях…

Однако Наставница вновь подслушала его и уловила его гнев.

— Ты порицаешь наши обычаи? — сказала она ледяным тоном. — Ты, у которого нет ни знаний о лесной жизни, ни понимания ее!

Жосс поднялся, внезапно почувствовав унижение от того, что, как мальчишка, сидит у ее ног.

— Да, порицаю, — честно ответил он. — Вы привели на опушку юную девушку, заставили лечь обнаженной на бревно и стояли там, наблюдая, пока пятеро мужчин насиловали ее! Разве найдется хоть кто-нибудь, кто не станет порицать это?

Лицо Наставницы изменилось. Казалось, в ее глубоких темных глазах вспыхнуло пламя. И когда ее губы шевельнулись, приоткрыв ровные сильные зубы, она зашипела, как разъяренная змея. Жосс почувствовал, что его словно обожгло огнем с головы до ног. Первобытный ужас обуял его, и все, что он был в силах сделать, — это не упасть к ее ногам, визжа от страха и умоляя о прощении.

Но гнев Наставницы быстро угас.

Довольно мягко она сказала:

— Не было никакого насилия. Селена по своей воле исполнила этот обряд, ей было хорошо известно, что произойдет. Долгие годы она знала, что будет избрана. А я своими руками приготовила снадобье, которое возбудило ее. Разве она не выглядела жаждущей, чужак? Разве для нее обряд не закончился на более страстной, более высокой ноте, чем для любого из мужчин? К тому же сам рассуди, почему я должна желать ей вреда?

Суровые линии на лице Наставницы разгладились. Она посмотрела на аббатису, затем снова перевела взгляд на Жосса.

— Почему, ответь, я должна причинить ей боль или вред? — повторила она. — Ей, ребенку моей родной дочери?

Наблюдая за Жоссом, Элевайз почувствовала прилив жалости. «Он ничего не понимает», — думала она. Он выглядел так, будто все еще пребывал на каком-то поверхностном уровне восприятия, где вещи представляются такими, каковы они есть, и не заключают в себе более глубинного или символического смысла.

«Но я-то понимаю», — с удивлением осознавала она. Несмотря на жизнь, проведенную в тесном мирке — сначала в домах рыцарей, потом в стенах аббатства, в отдаленном уголке ее сознания нашлось место для представления о сущности этого странного архаичного параллельного мира, на который они с Жоссом случайно натолкнулись.

В какой-то момент к Элевайз вернулось состояние прошлой ночи, и, словно во сне наяву, аббатиса увидела вереницу монотонно поющих женщин, опасливо пробирающихся по темным подземным ходам и проникающих в скалистое лоно Земли, где открывается изначальная тайна…

Открывается им. Этим женщинам.

Вздрогнув, Элевайз яростно встряхнула головой, чтобы сокрушительная волна боли от рассеченного лба захлестнула ее и прогнала видение.

«Я монахиня! — воскликнула она про себя. — Я поклоняюсь одному истинному Богу и его Святому Сыну Иисусу Христу и живу жизнью молитв и богослужений в аббатстве, посвященном Пресвятой Деве Марии! Что общего у меня может быть с Великой Матерью?»

Откуда-то из глубины души — или, возможно, это исходило от женщины, стоявшей рядом так бесшумно и напряженно — до аббатисы донеслись первые слова ответа: «Все мы связаны с Великой…»

Но Элевайз громко ответила: «Нет!», и тихий внутренний голос умолк.

Жосс что-то говорил. Не без усилий вернувшись к настоящему, Элевайз прислушалась.

— …никакой другой причины убийства Хамма Робинсона? — нахмурившись, мрачно спрашивал Наставницу рыцарь.