Первая встреча, последняя встреча... - Владимир Валуцкий

— Прощайся с младшей Ярославной!.. Сваты едут по нашу ладушку!..

Анна так и застыла с нераскушенным орехом во рту.

— Стой, дед! — опомнилась она. — Откуда?.. Откуда едут?

— Из-за моря, из земли франкской, а народ там, сказывают, не жнет, не пашет, зимы нету, и дождь вином идет — вот диво-то дивное! — И старик поскакал дальше вприпрыжку.

Толпа удалялась, Анна одна стояла посреди опустевшей площади…

Миновав черные дворцовые сени, Анна распахнула дверь в низкую каморку:

— Даниил!

Никого. Узкое ложе, стол с книгами, грифельной доской и птолемеевской моделью небесных сфер.

Анна застучала каблуками сапожков вверх по лестнице. В парадном этаже перекликались слуги. Расстилали ковры. В конце коридора мелькнули косы-змеи Янки. Янка бросилась Анне на шею:

— Радуйся, Ярославна!.. Ты будешь франкской королевой!

— Слышала. Где это?.. Что говорят, Янка?

— Никто ничего не ведает, — мотнула головой Янка. — Злат все обещал разузнать. — Она заглянула Анне в глаза: — Упроси, госпожа, князя, чтобы Злата послал с нами!..

— Янка, готовь убор княжеский! — донесся строгий оклик, и Янка, мгновенно вспорхнув, исчезла, а навстречу Анне шла мать, великая княгиня Ингигерда, в сопровождении двух рабынь. Была Ингигерда—Ирина высокой, мужского сложения, истая варяжка, и голос у нее был низкий, властный.

— Кухарю наказать жарить вепря с александрийской приправой, — распоряжалась она на ходу. — Меду подать к столу из моего погреба, вин царьградских два меха. Да всем умыться и расчесаться, чтобы чернавки по терему не бегали!.. Анна, — завидела она дочь. — Известно ли тебе, что судьба твоя решится сегодня?

— Известно…

— Иди оденься и жди в светлице безвыходно.

Платье княгини прошумело и скрылось за дверью. Анна растерянно озиралась вокруг.

Возбуждение в палатах нарастало. Пробегали туда и сюда слуги и служанки, звенели связки ключей, отпирались лари и сундуки, дворский Агапий тонким голосом призывал главного конюшего. Рабыни мыли плиты красного крыльца. На Анну никто не обращал внимания.

Но вот что странно: она и сама не чувствовала ни волнения, ни страха, только сердце слегка захватывало от тревожной и радостной неизвестности.

Может, оттого это было, что помнилась Анне недавняя случайная встреча в лесу. Тогда она увязалась с братьями на охоту, но шумная их забава ей скоро наскучила, и Анна отстала, доверив путь домой умному коню.

Тихо было в дубраве, листы трепетали под легким утренним ветром, пели птицы, и весенний воздух был прозрачен. И тропа незаметно привела Анну к ограде, на кольях которой скалились конские черепа и сушились травы.

Старуха, ветхая и хмурая, сидела на крыльце своей лесной хижины, а у ног ее лежал большой грязный кабан, и старуха осторожно вынимала из его бока стрелу.

— Здравствуй, Ярославна! — сказала ведунья, не оборачиваясь, и Анна вздрогнула от такой неожиданности, но любопытство пересилило:

— Здравствуй. Откуда знала, что приду?

Старуха выдернула стрелу, понюхала, отбросила в сторону.

— Ветер донес, дубы нашептали. Подай-ка мне кувшинец, — ведунья указала на глиняный сосуд с мазью, и Анна, сойдя с коня, подала ей кувшин. Ведунья принялась втирать мазь кабану в раненный бок. — Час твой близится, скоро ехать девице с отчего двора. Хочешь небось узнать, что ждет за дальними лесами, за синими горами?

Непривычно было Анне, что так разговаривают с дочерью великого князя, но любопытство все равно брало верх.

— Скажи. Я тебе золота дам, — Анна сняла с шеи тонкую золотую гривну.

— А не скучно будет, если все наперед знать будешь?

— Ты же — знаешь наперед, тебе не скучно?

— Почем тебе известно? — ведунья усмехнулась. — Может, меньше бы знала, позже состарилась. А так — ни сна, ни покою, и цари земные, и звери лесные — все ко мне идут. — Закончив втирать мазь, она похлопала кабана по боку. — Ну, полежи, отдохни. А ты поближе подойди, да не бойся.

— Я ничего не боюсь, — поспешила объявить Анна, подошла и протянула старухе гривну.

Та внимательно оглядывала Анну, и Анне показалось, что хмурый взгляд ее прояснился, и разгладилось сухое, морщинистое лицо, и, может быть, даже обозначилась на нем улыбка.

— Мертвого золота мне твоего не надо, — сказала ведунья. Она протянула руку к голове Анны, выдернула длинный волос, занесла над огнем костра, и волос вспыхнул тонкой золотой нитью. — Вот оно, червонное живое… Сколько же лет-то прошло…

Волос змеился в теплом воздухе, складываясь в разные замысловатые фигуры, Анна зачарованно наблюдала его пляску, и голос ведуньи доносился до ее ушей.

— Не давно и не вчера, — тихо говорила старуха нараспев, — а семнадцать лет назад… прискакал князь с победой из земли Червенской, последних врагов своих разбил… и в ту же ночь дочь у него родилась… И сказала я тогда: неспроста, князь, золотая заря взошла до утра!..

Желтые глаза ведуньи глядели на Анну, и в них отражались огонь костра и золотая пляска нити.

— Рыжей ты родилась, Анна, — породнилось в тебе солнце с золотом. Так отметил тебя Ярило. Солнце укажет тебе путь к золоту, а золото — к славе. Будет утро золотое, и конь золотой, и всадник в золотом плаще… Вот отчего говорят, что рыжим всегда везет! — неожиданно рассмеялась старуха, бросила волос в огонь, и он, вспыхнув золотой молнией, погас.

И вслед за тем тревожно хрюкнул боров — конские шаги послышались невдалеке, и Анна увидела встревоженное лицо Даниила.

Они вдвоем возвращались из дубравы, и Анна виновато поглядывала на Даниила, почтительно, но строго выбранившего ее за суеверные разговоры с лесной ведьмой.

— Но Даниил… — робко возразила тогда Анна. — Разве тебе не хочется иногда знать, что тебя ждет?

— Не ведает человек ни дня, ни часа своего, — отвечал Даниил. — Так говорит Писание.

— Скучный ты, Даниил, — в сердцах вздохнула Анна. — Сам как Писание…

Даниил поднял глаза на Анну и увидел, что она глядит на него с равнодушным сожалением. Он ответил смиренно, но несогласно:

— Знаешь ли ты Писание, хуля его?

— Знаю. — Анна пожала плечами. — Там везде — о грехе, о смерти, о вечном огне…

— Там говорится и о цветах, и о весне… «Вот зима уже прошла, — помолчав, тихо произнес Даниил. — Дожди миновали, цветы показались на земле, время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей…»

Анна слушала недоверчиво и заинтересованно.

— «… смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая, благоухают… Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, покажи мне лицо твое, дай услышать голос твой, потому что голос твой сладок и лицо прекрасно…»