На границе Великой степи. Контактные зоны лесостепного пограничья Южной Руси в XIII – первой половине XV в. - Леонид Вячеславович Воротынцев

class="p1">Согласно сообщению Новгородской I летописи, в 1223 г. бродники днепровско-донского междуречья выступили союзниками монголов в их военном противостоянии с половецкой ордой Котяна и дружинами русских князей[859], в то время как так называемые «галицкие выгонцы» (броднические сообщества Пруто-Днестровского междуречья) вошли в состав русско-половецкой коалиции[860]. По всей вероятности, в период монгольского нашествия часть броднических общин без сопротивления вошли в состав полиэтничного населения Улуса Джучи.

В эпоху становления и расцвета Золотоордынского государства источники не отмечают существование на его территории, а также на землях русско-ордынского пограничья независимых военных сообществ казачьего типа, за исключением отрывочного сообщения Сугдейского Синаксара о датируемом 1308 г. убийстве местного жителя некими «казаками»[861], а также описанного Рукн ад-Дином Бейбарсом эпизода с внуком Ногая – Каракисеком и двумя его родственниками Джериктемиром и Юлукутлу, трехтысячный отряд которых после разгрома войсками хана Токты туменов Турая и Сарайбуги (1302 г.) ушел в польские земли (местность, называемую Будуль, поблизости от Кракова), занявшись разбойным «казакованием» («…бродя по [разным] местам и прокармливая себя мечами [своими] до нашего времени»)[862].

Следует отметить, что первые сведения о существовании полиэтничных военных консорций, занимавшихся разбоем и грабежами на окраинах Монгольской империи, появляются в письменных источниках XIII в. В частности, Марко Поло, описывая область Реобарл (Беобарл), расположенную на юго-восточной границе владений Хулагуидов, отмечал: «Городов, крепостей тут много. Города обнесены земляными валами, высокими, толстыми, в защиту от каранов («смешанных»), что бродяжничают по здешним местам и грабят всех. Зовут их так, потому что матери у них индианки, а отцы татары. Места они знают хорошо… бывает их тут до десяти тысяч, иногда больше, иной раз и меньше. А как заберут равнину, что задумали разграбить, ничему там не спастись, ни людям, ни скотине; нет той вещи, которой бы они не забрали бы. Полонив народ, стариков убивают, а молодых уводят с собой и продают в рабство»[863].

Исходя из вышеприведенного сообщения венецианского путешественника можно сделать вывод о том, что местом формирования этнической группы «каранов» являлись пограничные регионы Хулагуидского государства, располагавшиеся на его восточной периферии и фактически не входившие в административную структуру Ильханата. Не исключено, что в определенные периоды времени подобные субэтнические сообщества могли существовать и на пограничных территориях Улуса Джучи, а также других государств «Монгольского мира».

По мнению В.В. Трепавлова, начиная с первой четверти XV в. ослабление социальных связей и разрушение административно-территориальной структуры Золотой Орды непосредственным образом способствовало появлению в кочевом мире определенной категории людей, объединявшихся в сообщества на основе общих интересов и образа жизни[864]. Данные сообщества «изгоев», как правило, располагались на пограничной периферии Улуса Джучи, ВКЛ и Рязанского княжества, сохраняя автономность от административных и социальных институтов данных государств.

Наиболее ранняя датировка участия казачьих отрядов в военных действиях на территории Восточной Европы содержится в «Хронике Литовской и Жмойтской», указывающей так называемых «литовских и волынских казаков» в качестве участников набега литовского князя Любарта Гедиминовича на окрестности Галича и другие польские владения в 1342 г.[865] Следующее упоминание «литовских казаков» относится к событиям междоусобной войны между сыновьями хана Токтамыша, Керим-Берди и Кадыр-Берди[866]. Литовская летопись ошибочно датирует событие 1429 г., тогда как реально военное противостояние между ордынскими «царевичами» происходило в 1416–1417 гг.[867] Вместе с тем отсутствие информации о «литовских казаках» в более ранних письменных источниках XV–XVI вв. не позволяет относиться к сообщению поздней литовской летописи с полным доверием. Допустимо высказать предположение о том, что под «литовскими» и «волынскими» казаками составителем «Хроники…» могли подразумеваться наемные отряды татар на службе литовских князей Любарта Гедиминовича и Витовта Кейстутовича, которые они использовали в своих военно-политических мероприятиях.

Первое упоминание так называемых «рязанских казаков» относится к событиям зимы 1443/44 г., когда ордынский «царевич» Мустафа, династическая принадлежность которого к настоящему моменту точно не установлена (по одной из версий, он являлся одним из сыновей Улуг-Мухаммеда[868]), совершил набег на земли Рязанского княжества.

Приход кочевников к границам Рязани был вызван неблагоприятными климатическими условиями, в результате чего ордынцы создали временный лагерь южнее Ольгова монастыря: «На миру, хотя зимовати в Резани: бе бо ему супротивно на Поли… нужи ради великиа»[869]. Следует отметить, что отряд Мустафы по факту являлся кочевым куренем, «казаковавшим» в поисках временного убежища.

В разгроме «татар» участвовали военные отряды «двора» московского князя Василия II, дружина рязанского князя, пешее рязанское ополчение, «мордва на ртах» (лыжах), а также «казаки рязанскиа». Невзирая на отчаянное сопротивление степняков, «татарове же никакоже давахуся в руки, но резашася крепко», большая часть ордынцев вместе с самим Мустафой погибла в бою[870].

По отрывочному сообщению Софийской и Ермолинской летописей невозможно ни точно определить этническую принадлежность «рязанских казаков», ни локализовать район их проживания. Однако исходя из того, что «казаки» выступали в качестве союзников рязанского князя, наиболее вероятным представляется расположение казачьих поселений на пограничных со Степью территориях княжества с целью несения караульной службы. По предположению А.В. Белякова, местом проживания «рязанских казаков» могли быть юго-восточные рубежи княжества (южное Поочье), в районе современного села Огородниково (старое Бордаково) Спасского района Рязанской области, где источниками более позднего времени фиксируется этническая группа так называемых «бордаковских татар»[871].

Помимо рязанско-ордынского пограничья, одной из территорий, на которых происходило сложение казачьих сообществ, являлся регион Среднего Поднепровья в районе г. Черкасы и Канев. Вплоть до начала «Великой замятни» эти населенные пункты и земли, составлявшие их округу, входили в состав ордынских улусов. В 60-х гг. XIV в. они вошли в состав Киевского княжества Гедиминовичей, став одним из районов ВКЛ, пограничным с Ордой.

Первое упоминание отрядов «черкасских казаков» в русских летописях относится к 1445 г., когда казанский хан Улуг-Мухаммед и его сын Мамутяк, планируя совершить набег на русские земли, «послали в Черкасы по люди». Согласно сообщению Ермолинской летописи, «из Черкас… прииде къ нимъ две тысячи казаков…», которые взяли и разграбили г. Лух «без царева слова»[872].

В ходе событий 1446 г. «из Черкас» приходят отряды «служилых царевичей» Касыма и Якуба (сыновей Улуг-Мухаммеда), выступая в качестве союзников московского князя Василия II: «…приде весть ко князю Василию во Мстиславль, что князь великии выпущен, а дана емоу Вологда, а пригонил Данило Башмак, а во Дебрянск пригонил ко князю Семеноу некто киянин, Полтинкою зовут, а лежал тот на Москве от княгини Настасьи Олелковы на вестех про великого князя, да изо Дебрянска погонил к Киеву, а сказал им тоу же весть, с чем и Башмак пригонил. Князь Василеи Ярославичь со всеми бояры и со всеми людми, и з женами, и з детьми поидоша