Вечная ночь - Полина Дашкова

Вот так, папочка, были врагами, а теперь станетеродственниками. Тебе придётся смириться. Ты не захотел меня раскрутить, сделатьиз меня бренд? Один клип, и все. Никакого продолжения. Теперь получай внука.

Если честно, меня эти старперы достали, сил нет. Даже Ник,хотя он, в общем, ничего. У него изо рта не воняет, и ко мне относится нежно. Сним у меня хорошая практика разговорного английского. Правда, весь этот еготрёп про столбики из оникса, на которые сажали девочек в древности, про то, кактрахались римские патриции с детьми и как это было естественно и прекрасно,очень меня достал. Историк хренов! Профессор половых органов! Кстати, если Маркузнает, что я встречаюсь с Ником, сколько он мне даёт бабла… ух, что будет, чтобудет! Он же постоянно нас предупреждает, чтобы мы не шабашили, не пыталисьподработать потихоньку на стороне.

Эй, Ник, итальянское моё солнце, разве я с тобой шабашу? Унас любовь, чистая и высокая, блин! Денежки ты мне даёшь потому, что тебенравится баловать твою синьорину, красиво одевать меня, маленькую, и вкуснокормить. Разве я могу отказать тебе в этом простом удовольствии?

Дневник, хорошо тебе, ты бумажный. Как же мне неохотаобслуживать очередного старого извращенца! Марк сказал, ему на вид летшестьдесят, наверное, на профессора похож. Интеллигентный, тихий. Бородка,может накладная, тёмные очки. Первая встреча — в нашей «гостинице». Надеюсь, онуже ничего не может.

Многое клиенты не могут, оттого и сходят с ума. Им нравятсядети потому, что они жизнь высасывают из нас. Стасу год назад попался один, летсемидесяти, совсем древний. Ничего не мог, только лапал, слюнявил, сопел. НоСтас после него шатался от слабости, голова кружилась, в ушах звон, передглазами круги. А потом вообще заболел.

Марк говорит, это все фантазии. Сволочь! Ему, конечно, пофигу, что с нами будет. Вырастем мы, станем взрослыми или передохнем, каккрысята, ему без разницы. Найдёт новых деток, запудрит мозги, научит всему, какнас когда-то. Раньше я не представляла, насколько ему это пофигу, а теперьзнаю. Он ведь клялся, гадина, что на картинках в Интернете наших лиц не будет.И действительно, не было. Только тела, в туманной дымке. А потом вдругпоявились лица. Я когда увидела, мне плохо стало. И Стасу, и даже Егорке, хотяон совсем тупой. Только Ике без разницы, но она — особый случай.

Так вот, я говорю Марку: ты совсем офигел, блин? Ты какогохрена лица показываешь? А он, так спокойненько, с ухмылочкой: чего ты боишься?Думаешь, папа, мама или директор школы тоже залезают в мой сайт?

Скотина, мразь! Убила бы своими руками, честное слово! Хотязачем мне пачкаться? Такую падлу рано или поздно кто-нибудь обязательнозамочит. Ненавижу!

Я дура. Меня затянуло в это дело, я совсем была мелкая,одиннадцать лет. Сначала только съёмки. Стас, Ика, Егорка и я. Все свои. Этоказалось весело, прикольно — кувыркаться голышом перед камерой. Марк говорил,потом на всю жизнь никаких комплексов. Большинство людей живёт и подыхает, непредставляя, что такое настоящий секс. А мы теперь знаем и никогда не забудем.Мы особенные, избранные. Свобода, блин. Ну и бабки, конечно.

У меня были жуткие комплексы, все в себе не нравилось,глаза, волосы, нос, фигура. Зато теперь знаю, что я красавица, несмотря намаленький рост. И ещё, я с детства мечтала иметь много бабок. Не могу носитьдешёвые шмотки и пользоваться дешёвой косметикой. Физически не могу. Пробовала.Сразу начинается аллергия, хочется убить кого-нибудь или повеситься. Надо бытьвыше этого, надо радоваться тому, что имеешь, гордиться собой, даже если тыодета в тряпки с рыночного развала и красишь ресницы гуталином. Но я ниже,значительно ниже.

* * *

Оля отправила практикантов в женское отделение, под крылышкодоктора Пятаковой, и вызвала к себе в кабинет Карусельщика.

— Зачем вы это сделали?

— Во-первых, здравствуйте. Во-вторых, вы сегодня дивновыглядите. В-третьих, что такое ужасное я сделал?

— Зачем вы обидели старика Никонова?

— Я? Обидел старика? Да бог с вами, Ольга Юрьевна. Такое впринципе невозможно. Я никогда…

— Не обижали слабых?

— Никогда! Я добрейшее, тишайшее существо. Сострадание,милосердие — вот мой жизненный девиз.

— Отлично, — она кивнула и улыбнулась, — что ещё вы можете осебе сообщить? Как вас зовут? Когда и где вы родились? Чем занимаетесь?

— Чем занимаюсь? — Он поднял глаза к потолку. — Схожу сума.

— А если нам попробовать укол правды? Амитал-кофеиновоерастормаживание.

— Это что за гадость? — Он нахмурился.

— Инъекция. Совершенно безвредное лекарство. Под еговоздействием человек расслабляется, ничего не боится и перестаёт врать. Никакихпобочных эффектов, выводится с мочой через несколько часов.

Он низко опустил голову, уставился на свои казённые тапочкииз рыжей клеёнки, секунду молчал, затем произнёс:

— Я слышал, меня здесь окрестили Карусельщиком. Не знаете,почему?

— Вас сняли с колеса обозрения в Парке культуры, — онаустало вздохнула, — не слишком оригинальная идея. Недавно был сюжет втеленовостях. Папа с маленьким мальчиком застряли на том же колесе. Правда, вотличие от вас, они кричали, звали на помощь. Их сняли довольно скоро, иникакой амнезии у них не было.

— Надо же, — он покачал головой, — а я, значит, не кричал,на помощь не звал. Любопытно. И сколько времени я там провёл?

— Около семи часов. Перед этим вы зашли в парикмахерскую,сбрили волосы на голове, усы и бороду.

— Класс! Супер! Я и не знал, что у меня была борода. А каквы это поняли?

— Кожа на верхней губе, на щеках и подбородке немногосветлей. Свежее раздражение от бритья. И ещё этот жест. Вы постоянно трогаетелицо, щупаете свой череп. Вам непривычно, что нет растительности.

— Ого! — Он вытянул губы в хоботок, несколько раз цокнулязыком, выражая ироническое восхищение. — Вы случайно не следователь посовместительству? Или добровольный помощник нашей доблестной милиции?

— Знаете, — она взяла ручку и постучала колпачком себе погубам, — я, пожалуй, выпишу вас.

— Как это?

— Вот так. Выпишу, и ступайте с Богом.

— Куда? Куда мне, как вы выразились, «ступать»? Я не помнюни имени своего, ни адреса.

— Все вы помните. Хватит паясничать. У вас, вероятно,какие-то серьёзные неприятности, и вы решили здесь у нас отсидеться, переждать.

— Да, — смиренно кивнул он, — у меня правда неприятности. Язабыл, кто я. Пожалуйста, вы можете меня выписать. Я выйду, сяду на лавочку ибуду сидеть, поскольку идти мне некуда. Апрель в этом году холодный, ночьюзаморозки. Я простужусь и умру. Вы будете виноваты. Кстати, кошка Дуся нашлась?