Медовый месяц - Говард Роуэн

— Конечно, он может просто не знать, о чем идет речь.

— Или ему известно все до мельчайших подробностей. Ты же знаешь, что я оптимист по натуре.

— Он может также заявить, что не имеет права раскрывать секреты своих клиентов.

— Вероятно, он так и сделает.

— Ну и что ты будешь делать дальше?

— Я уже сказал, что у меня есть свои методы работы.

— Я знаю, и именно это пугает меня, — вздохнула Сьюзен. — Не забывай, что с адвокатами надо быть предельно осторожным. Ты можешь не поверить, но некоторые из них действительно разбираются в законах.

— Хотелось бы посмотреть на таких умников.

— Держи меня в курсе дела, понял?

— Я всегда так делаю.

Закончив разговор со Сьюзен, я пододвинул стул на прежнее место и глубоко вздохнул. Я чувствовал себя не в своей тарелке и долго не мог справиться с охватившим меня беспокойством. Мой компьютер был уже включен, и я запустил его каблуком башмака. Экран монитора замигал и засветился голубым светом. Я пододвинулся поближе, быстро нашел файл с данными на Нору и стал рассматривать фотографии, которые я сделал цифровой камерой возле дома Коннора Брауна после похорон.

В конце концов я остановился на последнем снимке и стал внимательно рассматривать его. На нем были изображены Нора и сестра Коннора Элизабет. Они стояли на ступеньках крыльца и о чем-то беседовали. Нора одета во все черное, а ее глаза прикрыты теми же самыми черными очками, в которых она была со мной на пикнике. Элизабет Браун выглядела почти такой же красивой, как и Нора.

Я наклонился вперед и вперился в фотографию, словно пытаясь разгадать ее тайный смысл. На первый взгляд не было ничего странного в поведении этих двух женщин. Но чутье подсказывало мне — что-то здесь не так, восприятие противоречит реальности. Либо Норе действительно нечего скрывать, либо она просто гениально дурачит всех окружающих, включая полицию, друзей и даже Элизабет Браун. Боже мой, неужели Нора действительно может вот так спокойно стоять и беседовать с сестрой человека, которого она совсем недавно убила? И это дает ей возможность так уверенно убеждать окружающих в своей невиновности и правоте? Я не мог ответить на все эти вопросы, что делало Нору еще более опасной, чем казалось ранее.

Сейчас я точно знал только одно: я не могу дождаться очередной встречи с ней.

Я закрыл файл и подумал, что теряю контроль над собой. Надо что-то делать. Я понимал, что оказался слишком близко от опасного пламени, жар которого уже почти физически ощущал всеми фибрами души. Надо во что бы то ни стало отойти подальше и успокоиться. Хотя бы на несколько дней.

В этот момент мне в голову пришла интересная мысль.

Недолго думая я снова позвонил Сьюзен и познакомил ее со своими планами на ближайшее время.

— Мне нужно срочно получить пару выходных дней.

Нора вышла из лифта на восьмом этаже психиатрической клиники «Пайн вудс», выпила остатки минеральной воды и швырнула пустую бутылку в урну. По обыкновению, она зашла в комнату дежурных медсестер и с удивлением обнаружила, что там никого нет — ни Эмили, ни Пэтси. Какое ужасное, однако, имя у этой молоденькой девушки!

— Эй, есть кто-нибудь? — позвала она, но в ответ получила лишь гулкое эхо.

Какое-то время Нора растерянно оглядывалась по сторонам, а потом решила направиться прямо в палату матери. В конце концов, ее тут давно уже все знают, и нет никакой необходимости регистрироваться в журнале посещений.

— Здравствуй, мама.

Оливия Синклер повернула голову к дочери, которая остановилась на пороге.

— Здравствуй, — тихо ответила она с привычно натянутой улыбкой на губах.

Нора подошла к кровати, поцеловала мать в щеку и пододвинула стул.

— Ты нормально себя чувствуешь?

— Ты же знаешь, я люблю читать.

— Знаю, мама, — сказала Нора и, положив сумочку на пол, вынула из большого пакета последний роман Патрисии Корнуэлл.[11]— Вот, на этот раз я не забыла принести тебе книгу.

Оливия взяла книгу, медленно провела ладонью по суперобложке и затем провела указательным пальцем по крупным буквам заголовка.

— Мама, ты сегодня выглядишь намного лучше. Ты представляешь, как ты напугала меня в прошлый раз?

Нора видела, что все внимание матери приковано к красочной обложке. «Конечно, она ничего не понимает», — подумала Нора, с грустью глядя на мать. Она выстроила вокруг себя такие толстые стены, что пробить их практически невозможно. Обычно этот печальный факт всегда расстраивал Нору и доставлял глубокую душевную боль, однако сейчас она почувствовала даже некоторое облегчение. С первого дня этой страшной болезни, которая поразила мать много лет назад, Нора опасалась, что невольно станет причиной обострения недуга. Встречи с дочерью могли вызвать у нее слезы, эмоции, внезапные приступы отчаяния — все это могло окончательно добить старую женщину.

Но сейчас ее мать наконец-то успокоилась и стала вести себя так, словно она не имела к тем давним странным событиям абсолютно никакого отношения. А изменения в лучшую сторону произошли после приступа, который до смерти напугал Нору. Причем Нора подозревала: этот приступ спровоцировала именно она, что, как ни странно, могло благотворно отразиться на здоровье матери.

— Надеюсь, мама, тебе понравится эта книга. В следующий раз ты расскажешь мне о прочитанном, хорошо?

— Ты же знаешь, я люблю читать, — снова повторила мать.

Нора грустно улыбнулась. Оставшееся время она рассказывала матери какие-то смешные истории и всеми силами старалась вызвать у нее только положительные эмоции. Иногда мать бросала на нее рассеянный взгляд, но в большинстве случаев тупо смотрела на экран выключенного телевизора и молчала.

— Ну ладно, мама, мне пора, — сказала Нора примерно через час.

Оливия молча взяла с тумбочки пластиковую чашку. Она была пуста.

— Ты хочешь воды, мама? — спросила Нора. Мать кивнула, и Нора встала, чтобы налить в чашку воды из графина. — Ой, здесь нет воды, — сказала она и направилась к двери. — Я сейчас вернусь, мама.

Оливия снова молча кивнула. Затем она выждала немного, услышала звук текущей из крана воды в туалете и просунула руку под кровать, где хранила недавно написанное письмо. В нем было все, что она хотела рассказать дочери, но очень долго не решалась. И только сейчас она почувствовала, что настало время рассказать Норе всю правду.

Оливия встала с постели, опустила на пол босые ноги, наклонилась к раскрытой сумочке Норы и опустила в нее письмо. Сейчас, после стольких лет молчания, ей это показалось таким простым и легким, будто она бросила бумагу в урну.