Клубничка по-шведски - Дарья Калинина

— И что? Они не стали тебя слушать?

— Нет, напротив. Выслушали очень внимательно.

— И что?

— А потом вежливо так посоветовали идти домой и прилечь. Мол, бывает, что на нервной почве людям начинают мерещиться всякие тайные общества и прочие ужасы. В принципе, в той ситуации они были со мной даже милы. И я их не осуждаю.

Подруги и сами ментов не осуждали. Если бы им самим не довелось услышать от разных людей про существование «Союза Четырех», они бы тоже в него не поверили. Они и так не верили до вчерашнего, нет, до сегодняшнего дня. А если точней, до той минуты, когда Ирина открыла рот и произнесла:

— Они даже показали мне место на карте, где нашли труп Петрарки. И сказали, что его перенесли туда не раньше прошлой ночи.

— Почему? Почему они так решили?

— Вчера вечером в тех местах прошел обильный дождь. А одежда на Петрарке совершенно сухая. Зато земля под его телом мокрая. Кстати, это же подтверждают и бомжи, которые нашли тело.

— Да?

— Они говорят, что приезжают на это место почти каждый день. Мол, красные и подберезовики там растут целыми шеренгами. И в том овражке, где лежал Петрарка, они тоже неоднократно бывали. Но труп они нашли только сегодня.

И подойдя к крупномасштабной карте Ленинградской области, которая у Киры в числе других карт России, СНГ и всего мира висела на стене, ткнула пальцем в одну точку.

— Вот тут его и нашли.

Три подруги уставились на палец Ирины, чувствуя, как внутри у них все окончательно леденеет.

— Мамочка родная! — прошептала Леся. — Девчонки, а ведь мы с вами…

— Вот именно! — хмуро кивнула Кира. — Мы вчера были в этом самом месте.

— Или во всяком случае очень близко.

Ирина переводила недоуменный взгляд с одной подруги на другую.

— Что вы хотите сказать?

— Ой, ты же еще ничего не знаешь! — воскликнула Галочка. — Мы тебе не рассказали.

— Что не рассказали?

— Мы вышли на след «союзников».

— И нас вчера ночью приняли в их общество.

— А Посвящение проходило как раз в том месте, где сегодня менты нашли труп Петрарки.

Ирина побледнела.

— Что же это выходит? Они посвятили вас, а потом привезли туда же тело моего мужа?

— Им же нужно было избавиться от трупа, — пожала плечами Кира. — Вот и совместили приятное с полезным.

На Ирину было страшно смотреть.

— Это они его убили! — прошептала она. — Но за что? За что? — В ее голосе слышалось неподдельное отчаяние.

Но что могли ответить ей подруги? Они и сами не знали, что толкнуло «союзников» на такое зверство. У Киры мелькнула мысль спросить у Бориса Владимировича. Но девушка быстро отвергла эту идею. Зачем портить хорошие отношения всякими опасными вопросами? Это была почти единственная истина, которую Кира извлекла из своих отношений с лицами противоположного пола. Все остальное в счет не шло.

Итак, Борис Владимирович отпадал. Кира не хотела рассекречиваться перед ним. А никто другой не мог дать подругам ответ на их вопросы. Да, никто, разве что сам господин Петрушкин, очередная жертва «союзников».

— Думаю, что пришла пора выполнить третий пункт нашего плана и вступить в переговоры с противоположной стороной, — вслух сказала Кира.

— С кем это?

— С господином Петрушкиным.

— А что он нам может сказать?

— Не знаю. Но уверена, что если даже Арнольд и не выполнил возложенной на него задачи по устранению Петрушкина, то до него были и другие.

— И что?

— Господин Петрушкин должен был почувствовать появившееся в последнее время пристальное и не совсем теплое отношение к своей персоне.

— Ну и?..

— И должен был заинтересоваться, кому это он так сильно перешел дорогу.

— Думаешь, он кое о чем догадывается? О «союзниках»?

— Очень на это надеюсь, — лаконично ответила Кира. — Потому что больше, скажу вам честно, надеяться нам не на кого. Теперь либо мы их, либо они нас. Эти люди, я уже поняла, не щадят ни стариков, ни детей.

Ни она, ни остальные девушки не заметили, как сильно побледнела при этих словах Ирина. Она буквально позеленела. До такой степени, что была вынуждена присесть на диван. И спрятать лицо в ладонях. Но подруги не обратили на это особого внимания. В конце концов Ирина больше не рыдала, истерично трясясь в конвульсиях. На вид с ней все было в относительном порядке. А у подруг было достаточно других вещей, достойных внимания и волнения.

— Предлагаешь наплевать на все инструкции «союзников»? — затаив дыхание, спросила у Киры Леся.

— Напротив. Мы выполним все в точности.

— Как?

— Приедем на благотворительный вечер, как и было велено, сблизимся там с господином Петрушкиным, поедем к нему домой, а там… Там мы расскажем ему все, что нам удалось узнать.

— Но вдруг он нам не поверит?

— И чем мы рискуем? — хмыкнула Кира. — Убить, что, видимо, собираются поручить нам, или одной из нас, «союзники» в ближайшее время, мы не сможем. Совесть не позволит. Значит, что остается? Выступить против них единым фронтом.

— Правильно, — прошептала Галочка. — Когда изменяешь мужику в одиночку, ты словно один в поле. Когда гуляешь с подружкой, вы уже почти военный отряд. А если нас трое, то тут уж к нам не подступишься. Мы вместе — как грозная крепость.

— Ты это к чему?

— В единстве — сила!

И Галочка весело подмигнула своим подругам. Мол, не бойтесь, прорвемся. Мы же вместе. Кира и Леся улыбнулись в ответ. Не отреагировала одна лишь Ирина. Энтузиазм подруг ее почему-то не заразил. Она сидела, словно в ступоре, погруженная в свои мысли. И только бормотала себе под нос что-то неразборчивое.

Если бы подруги прислушались, они бы услышали следующее.

— Бедные крошки, — шептала Ирина. — Мои бедные крошки. Эти люди убили вашего отца. И теперь я должна вас защитить! Чего бы мне это ни стоило!

Но, как уже говорилось, подруги ничего не услышали. А потому не стали выяснять, что подразумевает под своими странными словами Ирина.

Этим вечером, как и было задумано, подруги прибыли в ресторан «Золотая Нива», на благотворительный вечер в пользу приемных детей и их родителей.

— Также приемных, надо полагать, — скептически заметила Леся. — Потому что биологическим родителям этих брошенных детей я бы и никелированной копейки не дала.

— Настоящие подлецы! — поддержала ее Галочка. — Я бы ни за что не смогла отдать своего собственного ребенка чужим людям. Пусть и хорошим.