Игра на выживание - Анна Владимирская

– Разумеется, если вам так не терпится уволиться! – Яблокова поставила серию закорючек на заявлении. – Мне бы не хотелось, чтобы вы покидали нас с чувством обиды, Елизавета Александровна!

– А я думаю, вы сейчас должны испытывать чувство глубокого удовлетворения! Станете отрицать, Кира Юрьевна?

Директриса промолчала, потупив взгляд. Какой смысл ломать комедию, когда тебе не верят?

Раневская представила себе Яблокову в виде эдакой сколопендры. Фантастическая тварь с полосатыми ножками струится по полу, встает на дыбы, когда чувствует опасность. Это нечто! Такая картинка развеселила Лизу, и она вышла из кабинета улыбаясь. Заглянула в отдел кадров, оставила у инспектора заявление и пошла на свое рабочее место – забирать личные вещи.

Вчерашние коллеги встретили ее странной смесью подобострастия и растерянности.

Вика Бобичева, одна из тех, кому Лиза во многом помогала, хотя это не помешало ей поставить свою подпись на доносе в прокуратуру, сообщила новость:

– У нас неожиданное событие. Шанаев умер!

Для Лизаветы это действительно стало большой неожиданностью.

– От чего, когда?

– Да вот, буквально несколько дней прошло. Тело уже привезли в Киев! Умер от чего? От чего старые пердуны умирают, когда женятся на молоденьких? От инфаркта! Это и без кардиолога ясно.

– Привезли откуда? – Поток информации был слишком стремительным для того, чтобы его так сразу переварить.

– Ты странная, Лиза! Откуда же его могут привезти? Оттуда! Из Вены, откуда ж еще!

– Когда будут похороны? – спросила Раневская, чтобы сказать хоть что-нибудь.

– Это неизвестно пока. Тело направили в бюро судебной экспертизы. Делают вскрытие!

Виктория наслаждалась своей компетентностью. Она поглядывала маленькими глазками-буравчиками на несколько растерянную Лизавету, и во взгляде ее читалось превосходство: «Теперь прокуратура не сможет допросить Шанаева в качестве свидетеля. Он смог бы внести ясность в дело о мошенничестве. Скорей всего, тебя отмажут, раз нашлись покровители, которые забирают тебя с работы на белых джипах. Но раз ты увольняешься, то место твое освобождается. На него передвинут кого-то из старших научников, а меня переведут на место старшего научного сотрудника, и буду я вся в шоколаде!» – Вика получила юридическое образование и разбиралась в таких делах. А слухи и сплетни в музейной среде распространялись со скоростью звука. Бобичеву совершенно не интересовала судьба Раневской, больше всего ее занимала собственная карьера, ради которой она поступила в институт культуры на заочное музейное отделение.

Покинув стены Городского музея, Елизавета села в свой маленький «фиат» и набрала Поташева. Она рассказала ему о том, как прошла формальная часть ее увольнения. По телефону Лиза не стала сообщать о смерти антиквара, а спросила:

– Ты очень занят?

– Лиз, для тебя я никогда не бываю чрезмерно занят! Ты хочешь встретиться?

– Можно подъехать к тебе? – Лизе очень нравился офис Поташева.

– Милости прошу! – обрадовался архитектор. – Когда тебя ждать?

– Если не будет пробок, минут через двадцать. Ну а если будут пробки, сам понимаешь…

Архитектурное бюро, в котором трудился Алексей Поташев со товарищи, размещалось в самом центре Киева. Еще на заре начавшегося в стране капитализма Алексей купил трехкомнатную квартиру на последнем этаже старого сталинского дома. Затем, с развитием бюро, докупили все остальные квартиры на этом этаже и чердачное помещение. Таким образом, в двухэтажном пространстве устроили офис современного архитектурного бюро, созданный по последнему писку европейской моды. Поэтому каждый клиент, друг или партнер, попадая в мастерскую Поташева, ощущал некое архитектурное волшебство, своеобразную магию. А происходило это вот как. Вместо глухой торцевой стены возвели стеклянную, открытую солнцу и небу поверхность. Кирпичную стену для этого просто убрали, а вместо нее сделали огромное окно, полностью открыв верхнюю, мансардную часть дома. Через это застекленное панорамное окно, словно в раме картины, проступал в акварельной дымке древний город. Видна была Лавра с ее куполами, старые и новые дома, дали и холмы.

Хозяин офиса, Алексей Поташев, был абсолютно уверен, что именно от красивого вида за окном подпитывается творческой энергией. Сотрудники тоже утверждали, что самые креативные архитектурные идеи приходят в их головы благодаря тому, что панорама Киева вошла в интерьер офиса.

Чувство гармонии не покидало гостей и тогда, когда они отворачивались от окна. В офисе архитектурной мастерской не было места лишним деталям. Одна стильная вещь, наподобие удобного широкого кресла, картины на стене или небольшого уютного дивана, была способна рассказать больше, чем целое портфолио проектов. Каждая деталь словно была небрежно оставлена, а на самом деле осознанно необходима именно в этом месте интерьера, создавая максимальный уют. Отсутствие лишних вещей освобождало жизненное пространство.

Среди идеально белых стен, на фоне беспредметных поверхностей ярче, чем в музее, перед глазами гостя выделялась на стене одна-единственная картина – «Сын человеческий» Рене Магритта. Это был не подлинник, а копия, сделанная Поташевым для собственного удовольствия. Как всякий архитектор, он был хорошим рисовальщиком и передал манеру Магритта довольно точно. На ней был изображен мужчина во фраке и в шляпе-котелке, стоящий возле стены, за которой виднелось море и облачное небо. Лицо человека было полностью закрыто парящим перед ним зеленым яблоком. Поташеву эта работа художника нравилась еще со студенческих лет. Он знал, что Магритт считал эту свою картину своеобразным автопортретом. Алексею тоже казалось, что человек в котелке с яблоком, закрывающим лицо, – это он, и точно так же, как многие мужчины до него и после него, он является потомком библейского Адама. А само яблоко, как ему и положено, символизировало искушения, которые продолжают преследовать мужчину в нашем мире.

Обычно гость долго всматривался в эту картину-ребус, а затем осознавал, что ему ее не разгадать…

Лиза, доехавшая до Печерска из центра по дорогам без пробок, сидела в большом кресле. Перед ней на небольшом стеклянном столике дымилась чашка кофе и стояла конфетница с конфетами, свежим зефиром и «птичьим молоком».

Она кратко рассказала Поташеву о последних новостях, связанных с внезапной смертью Шанаева. Еще более кратко описала процесс своего увольнения из некогда горячо любимого музея и затихла в ожидании реакции Алексея.

А реакция была неожиданной. Он взял в руку трубку мобильного, набрал какой-то номер и сказал:

– Манюня! Там у вас должен быть некий гражданин Шанаев на вскрытии. Так вот, он меня очень интересует! – Поташев выслушал ответ и сообщил: – Сейчас приеду!

Лизу он спросил так, словно это было чем-то само собой разумеющимся:

– Ты со мной?

– Куда? – поинтересовалась девушка.