Шотландец в Америке - Патриция Поттер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молча она отвязала веревку, которой пес был привязан к колесу фургона. Верный с готовностью вскочил, но хвост его все еще был поджат. Она легонько дернула за веревку, и пес пошел за ней, а Сэмми жалобно мычал им вслед: зачем, мол, они оставили его в одиночестве?
Габриэль с собакой шла впереди, Дрю — за ней, и нервы обоих были натянуты до предела, того и гляди лопнут.
Из безопасного убежища, которое представлял хозяйственный фургон, Габриэль без особой охоты направилась к небольшой рощице на берегу. Прошедшие ранее этой дорогой стада почти уничтожили всю зелень и замутили воду.
Они прошли в молчании с четверть мили, подальше от любопытных ушей, оставили позади небольшой пригорок и наконец увидели укромное местечко около огромного тополя. Дерево было слишком массивное, чтобы пустить его на топливо, и лишь поэтому уцелело и стало свидетелем многих перегонов. Верный понюхал землю, задрав хвост от любопытства, которое пересиливало скорбь. Габриэль привязала его к дереву, затем села на мощный корень, выпиравший из земли.
Шотландец прислонился к тополю, очевидно, с нетерпением ожидая, как она объяснит свое поведение, а Габриэль ужасно не хотелось этого делать. При одном взгляде на Дрю у нее гулко забилось сердце. За день у него отросла щетина, делавшая его похожим на разбойника, глаза блестели зловеще, как у горной дикой кошки. Худощавое, стройное тело было налито силой, и она покраснела, вспомнив ощущение его жаркой, жизнелюбивой наготы.
— Габриэль?
Она с трудом сглотнула, все еще колеблясь, стоит ли объясняться начистоту. Она, видимо, в любом случае его потеряет, но все же, может быть, правда — ее последний шанс удержать Дрю.
Она медленно подняла глаза.
— Не знаю, с чего начать.
— Обычно начинают с начала. Габриэль — твое настоящее имя?
— Среднее. Мое полное имя — Мэрис Габриэль Паркер.
И замерла, ожидая, проявит ли Дрю какие-то признаки узнавания, но в глазах шотландца отразился только ленивый интерес и ничего больше.
— И зачем же Мэрис Габриэль Паркер вырядилась мальчиком и устроилась подручным на перегон скота?
— Я не солгала, когда сказала, что за мной охотятся.
— Но ты солгала относительно причины преследования, — закончил Дрю вместо нее.
Девушка поникла.
— Да.
— Так почему же тебя преследуют?
Дрогнув под его взглядом, Габриэль протянула руку. После минутного колебания он взял ее руку и сел рядом.
Воцарилась напряженная тишина.
— Так что же дальше, Габриэль?
— Я не знаю, могу ли довериться тебе во всем, — сказала она с отчаянием.
Опять наступило молчание, а потом шотландец насмешливо переспросил:
— Тебя беспокоит, можно ли доверять мне? Черт побери, что же я такое сделал, почему вызываю такое недоверие?
Габриэль поколебалась и медленно сказала:
— Ты друг… мистера Кингсли.
Дрю напрягся, пальцы его, сжимавшие руку девушки, словно окаменели — однако он промолчал.
— Поклянись, что ты ему ничего не расскажешь, — потребовала Габриэль тем же отчаянным тоном. — Поклянись!
— Не могу, — ответил Дрю, — пока не узнаю, почему должен поклясться.
Габриэль умоляюще поглядела на него, а потом еле слышно сказала:
— Я думаю, что Керби Кингсли — убийца моего отца.
Дрю даже рот разинул от изумления.
— Керби?
— Да, — ответила она, чувствуя себя совсем несчастной.
Дрю некоторое время в недоумении смотрел на нее, а потом резко рассмеялся.
— Ты сумасшедшая, — сказал он и разжал пальцы.
Габриэль обхватила себя руками, словно озябнув, и покачала головой:
— Нет, я не сошла с ума. Мой отец… Джеймс Паркер… был убит три месяца назад в Сан-Антонио. Я была с ним. Убийца стрелял и в меня, но папа прикрыл меня своим телом, и он промахнулся. Я плохо его разглядела, он был далеко от нас, и уже стемнело. Папа умер у меня на руках… но перед смертью сказал: «Кингсли. Это он… Опасность…»
Дрю продолжал неотрывно смотреть на нее так, словно она не в своем уме. Наконец он тряхнул головой:
— Но это же безумие! И, может быть, мы снова вернемся к началу? Что ты делала в Сан-Антонио?
Габриэль закусила губу. Очень многие считают, что актрисы и певицы — и те, что поют в салунах, и те, что выступают в концертных залах, — немногим отличаются от древнейшей в мире профессии.
— Так что же, Габриэль? — спросил он, повышая голос, и девушка, искоса глянув на него, поняла, что он ждет чистосердечного признания.
Ну что ж, она все расскажет — даже если Дрю не очень понравится правда.
— Я выступала в концертном зале Сан-Антонио. Я певица, а мой отец аккомпанировал мне.
— Певица?
— И актриса, — почти вызывающе добавила она.
И, затаив дыхание, наблюдала, как он воспринял это сообщение. Наконец Дрю как будто осознал ошеломляющую новость, и взгляд его немного прояснился.
— Так вот, значит, почему тебе это удалось, а я все удивлялся твоей развинченной походке! Так ходят мальчишки в порту Глазго.
— Я играла мальчиков на сцене, — объяснила Габриэль мрачно. На душе у нее было пакостно.
Однако следующие слова Дрю ее просто ошеломили.
— Почему же Керби?
— Но я же сказала: его имя назвал отец, умирая.
Дрю покачал головой.
— Да зачем Керби понадобилось убивать твоего отца — или стрелять в тебя?
Она медлила с ответом.
— Габриэль, ради всего святого!..
— Отец, мистер Кингсли и еще два человека совершили преступление двадцать пять лет назад.
Дрю нахмурился:
— Объясни.
Габриэль с трудом сглотнула.
— Когда папа умирал, он еще сказал: «В сундуке. Письмо. Все объясняет». Я… я нашла письмо в его сундуке, и к нему была приложена газетная статья о Керби Кингсли и о ближайшем перегоне стада. Папа прочел эту статью и написал мне письмо на тот случай, — она прерывисто вздохнула, — если с ним что-нибудь случится… чтобы я знала всю правду.
Габриэль помолчала, глянула на Дрю — но его лицо оставалось бесстрастным.
— Продолжай.
— Папа написал, что он, Кингсли и двое других ограбили банк. Во время ограбления был убит банковский клерк. А после все четверо решили, что каждый пойдет своим путем, возьмет другое имя и больше они никогда не встретятся.
Габриэль умоляюще взглянула на Дрю.
— Их же до сих пор могут повесить, понимаешь?