Смерть и дева. Эхо незнакомцев - Глэдис Митчелл

Миссис Брэдли решила, что, учитывая особые обстоятельства, в которых оказался Артур, вполне естественная мысль для мальчика его возраста, но промолчала. Подали чай, вернулся Артур, и беседа перешла на другие темы. Однако при первой же возможности миссис Брэдли вернулась к главному. Это случилось, когда миссис Прис-Гарвард послала сына в номер за библиотечной книгой, которую попросила обменять после чая.

— Я вынужден вас покинуть, — объявил Артур, напуская на себя комичную покорность, но, очевидно, не сожалея о возможности сбежать.

— Очень хорошо, дорогой. Не задерживайся. У библиотекаря есть мой список. Но сначала загляни в книгу, чтобы убедиться, что я ничего в ней не оставила.

Артур пообещал сделать это и ушел. Миссис Брэдли посмотрела вслед его высокой, худой фигуре, а потом вдруг сказала:

— Должно быть, Конни тяжело было узнать правду.

— Правду о чем?

— О своем рождении. О положении незаконного ребенка.

— О, но об этом она ничего не знает! — воскликнула миссис Прис-Гарвард с искренним ужасом. — Уверена, никто не поступил бы так жестоко! В смысле, я Конни не любила, и она всегда была для меня как бельмо на глазу, но, знаете, ни у кого никогда и мысли не возникало, чтобы рассказать ей о ее положении.

— А мисс Кармоди?

— Совершенно точно — нет! Присцилла более чем деликатна. Что хорошего это принесло бы Конни? Она знала, что она не моя дочь, а муж никогда не говорил ей, что он ее отец. В этом я совершенно уверена. Перед самой смертью он сказал: «Думаю, тебе придется рассказать Конни. Держи это в тайне как можно дольше, а когда скажешь ей, постарайся сделать это помягче. Ребенок не виноват». Данную мысль я, разумеется, разделяю со всеми здравомыслящими людьми, — заключила миссис Прис-Гарвард.

Миссис Брэдли склонила голову.

— И Конни никак не могла узнать об этом случайно?

— Что она дочь моего мужа? О боже, нет!

— Сколько человек знало, что она незаконнорожденная?

— Ну помимо нашего узкого круга, вряд ли кто еще. Конечно, этот Тидсон должен был узнать. Его адвокаты написали нашим. Хотя это никак не отразится на его положении, презренный человечишка!

— О, вы знаете мистера Тидсона?

— Нет. Я никогда с ним не встречалась, но знаю, что, доведись нам познакомиться, я бы его невзлюбила.

— «Ничто не могло извинить мистера Коллинза за то, что он имел дерзость наследовать Лонгборн», — процитировала себе под нос фразу из «Гордости и предубеждения» миссис Брэдли.

— О, вы не должны так думать! — немедленно отреагировала миссис Прис-Гарвард. — В этом, разумеется, нет никакой дерзости! Я не настолько предубежденная! Но ходят разные слухи, и я всегда радовалась, что Канарские острова находятся очень далеко отсюда. Разве он не женился на какой-то местной девушке или что-то в этом роде?

— Нет. Его жена гречанка и очень красивая женщина, — ответила миссис Брэдли. — Значит, насколько вам известно, этот мистер Тидсон — единственный человек за пределами вашего ближайшего круга, — в котором все обещали хранить молчание в отношении данного предмета, — который знает, что Конни — дочь вашего покойного мужа?

— Конечно. Конни все всегда знали как Кармоди, даже до того, как Присцилла забрала ее к себе. Это была идея Присциллы, и очень для нас удобная. Но, право слово!..

— Вы недоумеваете, почему я этим интересуюсь, — озвучила миссис Брэдли очевидную мысль своей собеседницы. — Дело в том, что у мисс Кармоди есть основания полагать — из-за странного поведения Конни, — что кто-то сказал девушке правду.

— Тогда это точно Тидсон или его жена. Вероятнее всего, жена. У этих людей нет чувства приличия. Мне жаль, если это случилось. Девушка поймет, что у нее нет никаких прав на Присциллу. Конни всегда была независимой и довольно гордой. Я никогда ее не любила, но и никогда не желала ей зла. Такое открытие — удар для ребенка. По-моему, очень стыдно так поступать!

Миссис Брэдли почувствовала, что ее отношение к миссис Прис-Гарвард меняется в лучшую сторону. Кроме того, она узнала у нее все, что хотела. Глубины злодейства мистера Тидсона, подумалось ей, открылись полностью. Об этом она и размышляла, когда вернулся с библиотечной книгой Артур Прис-Гарвард.

— Спасибо, милый. А теперь мне нужны мои очки, — попросила мать.

— Однако есть еще один момент, — заговорила миссис Брэдли, как только Артур ушел. — К моменту вашей свадьбы Конни было два года. Как вы думаете, не сохранила ли она каких-то воспоминаний о тех двух годах и не могла ли она сама узнать правду?

— До нашей свадьбы она жила у Присциллы. Поэтому та и готова была взять ее снова. Она очень любит Конни. Всегда любила.

Когда чайные приборы убрали, миссис Брэдли предложила матери и сыну совершить автомобильную прогулку, прежде чем она вернется в Уинчестер. Миссис Прис-Гарвард прониклась огромной, хотя, по сути, ни на чем не основанной симпатией к миссис Брэдли — та понравилась ей и вызвала восхищение благодаря тем качествам, которыми не обладала, но каковые с долей актерского мастерства в этот день продемонстрировала. Она приняла приглашение от имени сына, а сама отказалась от прогулки, сославшись на необходимость отдохнуть перед тем, как переодеваться к ужину.

Перспектива осмотра автомобиля смягчила Артура, и он в сдержанной манере выразил, пожалуй, даже удовольствие. Он сам выбрал маршрут по карте Джорджа, и они поехали вдоль реки Стаур до Блэндфорд-Сент-Мэри, а затем в деревню Паддлтон и через Бер-Реджис вернулись в Борнмут.

Первую половину поездки Артур сидел рядом с миссис Брэдли, на обратном пути — рядом с Джорджем. Это был очень знающий мальчик, и беседа не прекращалась. К тому времени как они добрались до самой дальней точки маршрута и вышли из машины, чтобы осмотреть Паддлтон — вдохновивший Томаса Харди на описание его вымышленного Уэзбери, — и зашли в церковь взглянуть на норманнскую купель, миссис Брэдли и мальчик достигли значительного взаимного доверия.

Когда они выходили из церкви, он упомянул Конни Кармоди и спросил, как она поживает.

— Думаю, очень хорошо, — ответила миссис Брэдли.

— Она не… она еще… не простила нас? — Артур искоса глянул на миссис Брэдли, пинком отбросил камешек с дороги, пытаясь придать вопросу небрежность, которая, что было видно, далась ему с трудом.

— Я не знаю. Что бы ты сделал, если бы вдруг встретился с ней?

— Не знаю. Нам было очень весело вместе, когда мы были маленькими. Конечно, прошло уже столько времени.

— Да, я так и подумала, — согласилась миссис Брэдли. — Когда ты участвуешь в кроссах по пересеченной местности, ты всегда один?

— Нет, я никогда не бываю один. И в любом случае Конни вряд ли приедет зимой, верно? И, знаете, я мало бегаю, разве что во время лечения. Я очень много упираюсь. За одно игровое время невозможно все успеть, поэтому у меня нет времени для балдежа, хотя в игры я, конечно, играю[62].