История Крестовых походов - Дмитрий Харитонович

Султан отвечал: „Как! Добрый король, так вот какова цель вашего столь многотрудного путешествия! А мы-то, на Востоке, думали, что вы, христиане, воспылали желанием покорить нас и собирались разгромить нас, зарясь на наши земли, а не для того, чтобы спасти наши души“.

„Всемогущий Бог — свидетель, — сказал король, — у меня и в мыслях не было вернуться во Французское королевство прежде, чем я добуду Господу вашу душу и души других неверных во славу их“».

Был такой разговор, не было его, но мы не можем сомневаться в искренности намерений Людовика, и это подтверждается многими словами и деяниями святого короля.

И еще одна причина, по которой Людовик прямо-таки рвался в крестовый поход: спасение своей души. Ведь грядет Страшный суд, а пред Господом все равны — и короли, и простолюдины. Вряд ли Всевышний примет во внимание то, что без насилия невозможно управлять, — заповедь «не убий» никто не отменял. Но если не получается не грешить, то можно и должно искупить грех, — а что может быть лучше гибели за веру! По мнению многих историков, опирающихся на свидетельства современников, Людовик был просто одержим жаждой мученичества. В страданиях (он был, напомним, не слишком здоровым человеком), в мученическом венце он видел способ уподобиться самому Христу.

Приняв решение, Людовик направил на выполнение своего замысла все свои немалые политические и административные способности. По его инициативе папа Иннокентий IV на Лионском соборе (XIII Вселенский собор по католическому счету) в 1245 г. провозгласил крестовый поход. Папа ввел особый налог на духовенство, который должен был пойти на оплату расходов по походу. Историки считают, что удалось собрать около миллиона ливров золотом (для сравнения, тогдашний годовой доход Франции — около 500 тыс.).

Еще в 1241 г. (может быть, первые мысли о крестовом походе появились у короля именно тогда?) Людовик основал на средиземноморском берегу город Эг-Морт. В 1246 г. для привлечения в Эг-Морт жителей город получил права самоуправляющейся коммуны, горожане — освобождение от ряда налогов и сборов. Эг-Морт должен был стать отправным пунктом для похода и для связи с Востоком. Король собрал в порту этого города 80 зафрахтованных им кораблей. В Эг-Морте и на Кипре, который должен был стать перевалочным пунктом на пути на Восток, были созданы склады с продовольствием и кормом для коней. Возможно даже, что при всем своем мистицизме Людовик подумывал о колонизации завоеванных территорий в современном смысле, о необходимости, по словам Мэтью Пэриса, «заселения и освоения ее. Король привез с собой плуги, бороны, лопаты и прочие земледельческие орудия». Ни один поход не был организован с таким тщанием.

Но и о душе своей король не забывал, и заботы о ней входили в подготовку похода. Гог и Магог посланы нам для исправления (что бы ни понимал под «исправлением» император Фридрих II). Церковь для этого должна принять «святые меры» (какой бы смысл ни вкладывал в это выражение Роджер Бэкон). И именно этим, исправлением пороков своего правления, занялся святой король перед походом на Восток, откуда придут (пришли?) орды антихриста (татары и сарацины?), где Иерусалим, где долина Иосафатская, в каковой и начнется Страшный суд. В 1247–1248 гг. Людовик предпринимает особую ревизию, которая ставила своей задачей составить перечень беззаконий и злоупотреблений, совершенных служителями короля на местах от его монаршьего имени, дабы устранить их и возместить ущерб ущемленным в правах королевским подданным. Государство перед концом света должно благоустроиться, а сам король — очиститься от грехов путем исправления несправедливостей, которые свершил пусть и не он, но его люди.

Правда, политические, да и геополитические усилия дали меньшие результаты, нежели усилия административные и религиозные. Историки доныне спорят, что же было первоначальной целью похода. Одни настаивают на том, что Людовик думал лишь об Иерусалиме. Они утверждают, что идея похода на Египет по планировавшемуся в Четвертом и состоявшемуся в Пятом крестовых походах пути была внушена ему уже на Кипре местными и прибывшими туда сирийскими баронами. Те доказывали, что Египет — ключ к Палестине. Другие исследователи утверждают, что именно государство Айюбидов являлось направлением главного удара. Аргументом в пользу последнего предположения является то, что, по словам мусульманского хрониста Киртаи ал-Иззи, император Фридрих II, публично поддерживавший Людовика, тайно сообщал султану Айюбу, что на его царство готовится нападение. Он якобы писал Айюбу: «Остерегайся! Знай, что франки — а их 60 тысяч! — собираются взять Иерусалим, сперва же — овладеть Египтом». Однако другие историки отрицают истинность этого сообщения.

Впрочем, Папа Иннокентий IV, как и другие римские первосвященники, являвшийся врагом императора, не слишком активно поддерживал идеи французского короля. Он сначала уговаривал его не идти в Палестину или долину Нила. Королю предлагалось прийти на помощь Латинской империи в Константинополь, теснимой Никейской империей и православными болгарами. Кстати сказать, собранные Папой деньги на крестовый поход Папа Иннокентий потратил на борьбу все с тем же Фридрихом.

Но ничто не могло остановить Людовика Святого. 25 августа 1248 г. король с женой, Маргаритой Прованской, братьями Робертом I Артуа и Карлом Анжуйским, причем последний с супругой, Беатрисой Прованской, а также с войском, насчитывавшим 20–25 тысяч человек, в том числе 3–3,5 тысячи рыцарей, сели на корабли. Из-за штиля пришлось прождать три дня. Лишь 28 августа флотилия из 120 кораблей двинулась в путь. 18 сентября король высадился на Кипре, где к нему вскорости присоединился еще один брат, Альфонс де Пуатье.

Среди историков доныне нет согласия в том, нужна ли была долгая остановка на этом острове. Одни объясняют задержку происками местных баронов. Другие оправдывают Людовика, говоря, что плавание зимой или даже осенью было весьма затруднительно из-за штормов. Так или иначе, стоянка на Кипре заняла восемь месяцев. Лишь в конце мая 1249 г. крестоносцы увидели берега Африки.

Туда же, на Кипр, прибыл человек, который станет летописцем святого короля, его друг, сенешал [52] Шампани Жан де Жуанвиль. Свой отъезд с родины он описал в весьма трогательных словах: «Аббат… вручил мне суму и посох [53]; и тогда я покинул Жуанвиль, чтобы не вступать больше в замок до самого своего возвращения, пешим, босым и в одной рубашке [54]; я отправился в Блекур и Сент-Юрбен [55], поклониться святым мощам, что там находятся. И, шагая в Блекур и Сент-Юрбен, я ни разу не оглянулся на Жуанвиль, боясь, как бы сердце мое не дрогнуло при виде милого замка и мысли об оставшихся там двух моих детях, которых я покидал».