Свастика и орел. Гитлер, Рузвельт и причины Второй мировой войны. 1933-1941 - Джеймс Комптон

Основу немецко-японских отношений в 1941 году составлял договор стран оси. Однако следует иметь в виду, что, несмотря на американские заявления, делавшиеся в течение всего года, что этот союз представляет собой четко скоординированный заговор, на самом деле недоверие между Германией и Японией, проявившееся уже в 1940 году, продолжало расти. В течение года с пакта сдували пыль и манипулировали им в интересах того или иного партнера: немцы пытались надавить на японцев, чтобы те ударили по Британии на Дальнем Востоке, по России во Владивостоке и всегда придерживались четкой линии в отношениях с Америкой; японцы же пытались увильнуть от этих требований и продолжать подготовку к войне, а сами настаивали, чтобы немцы оказали им поддержку в приближающейся японо-американской войне. Но как действующий военный союз пакт умирал.

Конечно же с обеих сторон не было недостатка в заверениях о лояльности и проявлениях солидарности. Японцы объявили, что соглашение «неподвластно переменам», что оно составляет основу внешней политики Японии, что Япония «полностью доверяет Гитлеру» и готова «разделить с Германией горе и радость». Мацуока договорился до того, что союз с Германией был заключен «по велению свыше», чтобы разрушить Британскую империю. Подобные заявления, очевидно, произвели на Гитлера и Муссолини определенное впечатление, поскольку немцы не остались в долгу. «Мы с вами в одной лодке, – сказал Риббентроп японцам. – Пакт объединил судьбы обеих стран на грядущие века». Много говорилось об «уникальности исторического момента для совместных действий» и «железной решимости» со стороны Германии помочь Японии в установлении нового порядка в Азии, а также о всемирном разделении трофеев, которые будут захвачены в результате нерушимого пакта стран оси.

Однако реальность немецко-японских отношений заключалась не в этих громогласных заявлениях, а в более прозаичных вопросах. Экономические отношения между двумя странами оставались напряженными, и у немцев появилось даже «определенное недоверие» к японцам, как выразился Отт. Немецкое руководство начало сомневаться в верности дальневосточного союзника взятым на себя обязательствам по договору. Это недоверие чувствовал японский посол Ошима, который в октябре откровенно признался министру иностранных дел Тойоде, что «сотрудники министерства иностранных дел от Вайцзеккера до самого последнего чиновника, а также все в целом, крайне недовольны Японией». Это отсутствие доверия, как мы увидим, проявлялось и в постоянных требованиях Германии совершить нападение на колонии Англии и в особенности в ее требовании проводить твердую политику в отношении США. Оно проявилось и в заявлениях японских лидеров, которые пытались развеять тревогу немецких партнеров по поводу того, что Япония не испытывает желания выполнять взятые на себя обязательства, и даже по поводу того, что Япония якобы решила стать посредником в европейской войне[127].

Со своей стороны Германия не сообщила Японии о готовящемся нападении на СССР, что не могло вызвать в Токио особого доверия к союзу. Приказ Гитлера от 5 марта запрещал передавать японцам какую-либо информацию о плане «Барбаросса»[128].

Риббентроп в марте сообщил Мацуоке лишь то, что отношения Германии с Советским Союзом «не очень дружественные», что конфликт с Россией всегда возможен и что Германия сокрушит Сталина, если он окажется настолько глуп, что не будет проводить политику, «которую считает правильной фюрер»[129].

Это были достаточно общие намеки на будущие события, которые никак нельзя считать подробным посвящением в военные планы, как мог бы ожидать союзник, учитывая, что событие такого огромного значения произойдет всего через три месяца. Так что неудивительно, что известие о вторжении в Россию было воспринято в Японии с некоторым недоверием, несмотря на то что оно избавляло Японию от опасности нападения со стороны Советского Союза.

Вторжение в СССР в глазах японцев поставило под угрозу одну из конечных целей пакта, а также окутало отношения Германии и Японии еще более густым туманом недоверия. Отт сообщал, что действия Германии привели к усилению в Токио стремления сохранять нейтралитет и толковать статьи пакта точно в соответствии с японским видением. Трудно сказать, не понимал ли это Гитлер или просто не хотел принимать японцев во внимание[130].

Удивительнее всего то, что он, очевидно, ожидал, что, несмотря ни на что, Япония будет выражать верность Германии и продолжать доверять ей в своих отношениях с Америкой.

По мере того как ось Берлин – Рим – Токио разъедало недоверие, можно было бы подумать, что Германия перестала оказывать влияние на Японию. Такую линию защиты проводили обвиняемые в своих показаниях в суде в Нюрнберге. Вайцзеккер заявил, что мощное влияние Германии на своего союзника в 1941 году «сильно преувеличено», а Эрих Кордт, служивший в Токио, утверждал, что не разделяет мнения о том, что Германия оказывала какое-либо влияние на политику Японии[131].

Правда заключается в том, что между двумя странами не проводилось регулярных консультаций и отсутствовала координация политики, и с каждым разом становилось все яснее, что Германия и Япония следуют совершенно независимыми друг от друга путями. Тем не менее факт остается фактом – обе эти страны стремились сохранить хотя бы видимость союза, и каждая из них время от времени требовала от другой подтверждений своих обязательств. А это говорит о том, что обе стороны были заинтересованы хотя бы в том, чтобы иметь возможность манипулировать соглашением. Ощущение того, что Япония и Германия имеют общую судьбу, сохранилось надолго, и это давало Германии определенные возможности для влияния на своего дальневосточного партнера[132].

Вопрос о том, насколько эффективно было это влияние, требует более детального изучения. Но бесспорно то, что Германия в течение 1941 года сознательно и упорно пыталась оказывать на Японию давление с целью активизировать и направить ее политику против США. «Мировой треугольник» давно уже превратился в прямую линию, но немецкая политика на Дальнем Востоке требовала, чтобы видимость этого треугольника сохранялась как способ оказания давления на японцев, которые должны были бороться со все более увеличивающимся влиянием Америки.

Обратимся теперь от разрушающегося, но все еще действующего союза к немецкому представлению о японской внешней политике и давлению, оказываемому на Токио в результате этого представления. Рассмотрим сначала вопрос в целом, а потом – три более конкретные проблемы. Общая картина японской внешней политики, какой ее представляли в Берлине, была изложена в инструкциях, подготовленных министерством иностранных дел для немецкой делегации, отправлявшейся в марте и апреле на переговоры с министром иностранных дел Мацуокой. Япония характеризовалась в них как страна, проводившая экспансионистскую политику. Эта экспансия осуществлялась под лозунгом Великой восточноазиатской сферы, которая состояла из Японии (как возглавляющей ее страны), Маньчжурии, Китая и, возможно, Малайзии, Сингапура и Бирмы. В добавление к этому более широкая территория, «Океания», включавшая в себя острова, расположенные между Америкой и Азией, помимо Австралии и Новой Зеландии, должна была быть открыта для освоения все более растущим населением Японии и других стран. Мотивы этой экспансии были экономическими, хотя в некоторых кругах важную роль играли и политико-идеологические моменты, вращающиеся вокруг идеи о предназначении Японии.