Яснослышащий - Павел Крусанов

Ведущая. Под утопическими экспериментами вы имеете в виду… э-э… тоталитарные модели?

А/Н. Я имею в виду всю сумму человеческого опыта. В одном случае индивидуальность подвергается обработке сакральным или идеологическим резцом, уравнивается с прочими кирпичиками и закладывается в общественное здание. В другом – индивидуальность возводится на пьедестал абсолютной ценности, что в равной мере приводит к уничтожению различий. Ведь если каждая индивидуальность одинаково значима, несмотря на все несходства, то цена этой индивидуальности – ломаный грош. Эльфы Старой Европы, этого оплота индивидуализма, добровольно, как гражданский долг, возложили на себя обязательство доносить на ближнего, выбивающегося за рамки нормы, – причём с таким искренним рвением, какое тоталитарному обществу не снилось.

Ведущая. И что в итоге?

А/Н. Процесс ещё далёк от завершения. Однако надеюсь, когда инстинкт оформится, мы вновь вольёмся в симфонию космоса чистой мелодией – без дребезга и фальши. И это будет в полном смысле умопомрачительная музыка.

Ведущая. О какой музыке вы всё время говорите?

А/Н. Как? Я разве не сказал? О той, которую мы не слышим.

Ведущая. Прекрасно. Это проясняет дело.

А/Н. Мы, кажется, немного отклонились.

Ведущая. Да. Вернёмся вновь под сень семьи.

А/Н. В семье женщинам постоянно кажется, будто их мужья уделяют детям недостаточно внимания и, следовательно, недостаточно их любят. Так вот, милые дамы, это вам не кажется. Так есть на самом деле. Исследования подтверждают: как у кошки непроизвольно дрожит ус на воробья, так у мужчины непроизвольно расширяются зрачки при взгляде на красивых женщин, а у женщин – при взгляде на детей.

Ведущая (растерянно). По-вашему, мужчины не любят детей? Но это дичь какая-то.

А/Н. Мужчины любят детей. Но иначе, чем женщины. Отец любит ребёнка эгоистично – более умом, чем сердцем. В ребёнке мужчина в первую очередь видит родную кровь, наследника, продолжателя рода – видит продление себя в грядущее. В львином прайде, близком, как мы выяснили, к начальному сообществу гоминид, львы и вовсе не любят детей в привычном смысле слова – они их только терпят, позволяя львятам ползать по своему телу, но не проявляя по отношению к ним никакой нежности.

Ведущая. Вы хотите сказать, что мужская любовь к детям и любовь к детям женская – два разных чувства, объединённых одним словом по недоразумению?

А/Н. В общем, да. Женщины любят детей беззаветно, самозабвенно, всем существом. Мужчины любят в детях собственное отражение, то есть самих себя. Любить себя в другом – крайне важное качество с точки зрения общественной перспективы, но это всё-таки эгоистическое чувство. Бессмысленно сравнивать две эти разные любви по их сердечности и глубине. Однако женщины, любящие не себя в детях, а детей как таковых, думают иначе. Редкий муж не слышал от жены упрёка в том, что он относится к потомству недостаточно внимательно, не так, как она. Наблюдение верное, но упрёк несправедлив.

Ведущая. Почему?

А/Н. Потому что не следует забывать, сколько мужчин отдали свою жизнь за то, чтобы женщины могли и дальше продолжать любить своих детей.

Ведущая. Не знаю, что и возразить. Но, говоря о том, что чувства эти… ну, мужская и женская любовь, что они количественному сравнению не подлежат… Говоря об этом, вы признаёте, что женщина любит детей всё же чище и бескорыстнее?

А/Н. Всякая вещь таит в себе свою изнанку. Довольно часто прекрасное вдруг оборачивается безобразным.

Ведущая. Не понимаю вас.

А/Н. Чистая и бескорыстная любовь женщины к своим детям порой оборачивается слепой ненавистью к чужим. Слово «мачеха» вызывает в нас такой вихрь негативных перекличек, обусловленный сложившимися за века представлениями, какой никогда не вызовет слово «отчим». И это тоже корешок не до конца ещё преодоленного инстинкта.

Ведущая (слегка озадаченно). Когда же мы его преодолеем?

А/Н. Когда закончится процесс формирования инстинкта нового взамен того, что был отвергнут. (Смотрит на ведущую – взгляд скучающий.) Тогда исчезнет негативный шлейф и у таких понятий, как «тёща» и «свекровь». А может быть, и сами понятия исчезнут. И не только эти.

Ведущая. Не знаю, что и сказать…

А/Н. Ничего не говорите.

Ведущая (пауза, молча смотрит на гостя).

А/Н (молчит).

На следующий день после выхода в эфир этой пустячной передачи – новая жизнь дала мне материал, – в кафе, где я одолевал креманку взбитых сливок, ко мне за столик приземлился парень и попытался навязать знакомство. «Семейный круг» с львиной темой ему пришёлся по сердцу («Настроены заниматься женщинами! Ха-ха! Отлил в граните!»). Как только он нащёлкал пультом эту передачу? Такие, как он, обычно смотрят комик-клубы. Песенка его души звучала скверно – я ускользнул. Надо было купить Нике дынное мороженое – об этом думал. Потом думал о другом. О странностях детских предпочтений – Ника любит дынное мороженое и на дух не переносит кабачки. Что за нелепый вывих вкуса? С другой стороны – а сам? Жареную корюшку готов уписывать за обе щёки, а вот шпинат – не понимаю, будто у коровы отобрали жвачку.

Потом, отсеяв сорные шумы, слушал музыку, разлитую повсюду, пронизывающую толщу мировой храмины от основания до маковки.

Слушал и печалился о так и не преодолённой человеком тугоухости, через которую не продраться вещим звукам. А ведь несовершенство слуха в отношении потусторонней музыки, которая персональным образом о нас/для нас звучит, приводит к повседневному разладу в ближнем круге точно так же, как нечувствительность к симфонии небесных сфер приводит к разладу в жизни общества и государства. Представить только, от скольких дребезжаний мы могли бы уберечься и скольких столкновений избежать, направив дело к общему согласию, если бы слух наш не был так досадно ограничен. Каждый ясно расслышанный мотив музыки храма бытия имел бы тогда для всех неоспоримое значение и однозначный смысл – кто стал бы возражать против того, что явно? А если бы нашлись прохвосты, они бы скоро очутились в одной палате с теми, кто сомневается, что вода мокра, мёд сладок, а огонь горяч.

Слушал и уже не думал ни о чём – сам становился музыкой, тёк и звучал с общей гармонией в лад. Не думал ни о прошлом, ни о настоящем, ни о будущем. Зачем? Прошлое кривляется и фиглярит так, что нежные и слабые срываются с катушек. Настоящее надо слушать – разве мы думаем о музыке, когда в ней растворяемся? А будущее… Оно, конечно же, наступит. Уж больно чёткие картинки – те самые, которые всё чаще являются в мой сон, как кадры ещё не вышедшего на экраны фильма. Я, помнится, упоминал уже: словно знакомый фотограф побывал в грядущем, нащёлкал снимков и переслал мне прямо в мозг – по-свойски, как дельфин дельфину. Это загадочные, завораживающие и отчаянно весёлые картинки. Я разглядываю их, и во сне меня одолевает хохот. Небесный промысл опять нас всех надует. Ну то есть всех вообще. Затейливо и ловко завернёт, как не могли бы и представить. Известно же: куда ни двигай, всякий раз окажешься не там.