Наполеон. Книга 1. Путь к славе - Игорь Пронин

— Я не это имел в виду! — взмолился Остужев. — Дай мне поговорить с ней, просто поговорить! Можешь смотреть через открытую дверь.

Гренадер присвистнул и сдвинул кивер на ухо.

— Нет, я такими вещами не занимаюсь! За кого вы меня держите, мсье? Вот если вы мне пообещаете… — он показал раскрытую ладонь, — пообещаете, вашим честным благородным словом, что просто поговорите и никто больше этого не узнает, тогда я, может, и мог бы не заметить вас.

— Я приду. Через час у тебя смена? Я приду через час! — Остужев бросился к себе, но подумал, что они еще не договорились, и вернулся. — Я принесу денег.

— Ну, воля ваша, — кивнул солдат с мрачным выражением лица. — Я еще, конечно, подумаю. Но вы приходите и приносите.

Остужев принес ему почти все деньги, что у него оставались. Он, возможно, был единственным человеком при штабе, который не нажился, а наоборот, сильно обеднел на этой войне. Принимать участие в грабежах Остужев не мог, получать «подарки» от запуганных местных жителей тоже. Он за все платил из собственного кармана, и итальянцы, имея всего одного покупателя, драли с него втридорога.

Гренадер, который уже получил мзду от Бочетти за то, что пропустит Остужева для разговора, если тот придет, немного помялся и деньги от него принял, тут же спрятав их поглубже в сапог.

Робко постучав, Остужев вошел в покои любовницы Бонапарта. Его поразила роскошь обстановки — неужели Наполеон все это подарил ей? То, что Бочетти сама придирчиво выбирала каждый предмет, даже не пришло ему в голову. Джина выглянула из спальни, сделала испуганное лицо, прижала палец к губам и лишь десять минут спустя вышла к Остужеву, в строгом платье, аккуратно причесанная.

— Зачем вы пришли, сумасброд! — взмолилась она, упав на кушетку. — Я же написала вам, что прошу простить меня и оставить моей судьбе!

— Джина, решайтесь! — Остужев пришел не для подобных разговоров. — Вам нужно бежать, и я готов бежать с вами. Это не так просто, у меня есть друзья, которых я не могу бросить. Но главное — решиться. Дальше мы что-нибудь придумаем вместе. Невозможно оставить вас в таком состоянии, в таком окружении. Не могу проститься с вами вот так. Я люблю вас, Джина!

— Александр, давайте будем на «ты»? — Она, несколько удивленная, села ровнее. — Послушай, я тоже тебя люблю. Но между нами — Наполеон Бонапарт. И ни тебе, ни мне его не обойти. Давай поговорим как друзья. Пожалуйста, не мучь меня. Сядь рядом.

Он присел, и Джина вдруг схватила и поцеловала его руку.

— Это глупо, но я счастлива, что ты пришел! Только ты говоришь ерунду. От Бонапарта не сбежать.

— Ты замечала, что он носит на шее серебристые фигурки? — вырвалось у Александра против его воли. — Ты видела их? А может быть, слышала что-то и от Колиньи?

Бочетти отпустила его руку и замолчала, уставившись в пол и наморщив лоб. Он пытался звать ее, осторожно тряс за плечо, но минуты три женщина совершенно не обращала на него внимания. Он совсем растерялся и просто сидел, глядя на нее. Потом, что-то решив для себя, Джина очнулась.

— Саша, ты предлагаешь мне перейти на вашу сторону, правда? — спросила она. — Скажи, что это так. И что ты простишь мне все. Пусть не сразу. Я готова поверить тебе и пойти за тобой. Но если ты этого не хочешь, лучше откажи сейчас. Не убивай меня ложью.

Разум Остужева помутился. Теперь уже он застыл, только смотрел не в пол, а в ее прекрасные глаза, жаждущие немедленного ответа. Но не было ни дыхания, ни мысли, а лишь ощущение, что наконец-то между ними все будет ясно, чисто и хорошо.

— Да или нет?

— Да, — хрипло шепнул он. — Тысячу раз да! Джина, мы поговорим обо всем потом, и если ты будешь со мной откровенна, то я прощу тебе все, если и ты простишь меня! Мы будем говорить обо всем.

— Мы будем говорить обо всем. — Она улыбнулась и поцеловала его в щеку. — Да, Саша. Только сначала надо лишить это чудовище предметов и не допустить, чтобы ими завладел Колиньи. Он еще хуже! Саша, ты поможешь мне? Я слабая женщина, я не справлюсь с ним одна. А надо еще обмануть шпионов Колиньи.

— У меня есть друзья! — воодушевленно прошептал Остужев, мечтая еще хоть об одном поцелуе. — Они помогут. Я потом расскажу тебе о них.

— Тогда свяжемся завтра, через этого типа, — Джина кивнула на дверь. — А сейчас уходи, не стоит больше рисковать. И послушай… Не спеши говорить друзьям о нашем плане, хорошо? Я их не знаю, я боюсь. Господи, я уже всего боюсь!

Он получил еще один поцелуй, в губы. Потом, часто оборачиваясь, дошел до двери, открыл ее и увидел быстро идущего навстречу Бонапарта. Гренадера, что стоял у дверей, нигде не было видно. Зато здесь находились с десяток других.

— Что это значит, Остужев?! — закричал, бешено раздувая ноздри, Наполеон. — Что все это, черт возьми, значит?!

И тогда раздался истошный женский визг из комнаты. Александр оглянулся и увидел Джину в разорванном платье. Из тонкой ноздри стекала алая капля крови. Она протянула руки к двери.

— Наполеон! Не дай ему остаться безнаказанным! Я не предала тебя, Наполеон!

Крепкие руки гренадеров схватили Остужева, и у него второй раз за вечер помутилось сознание.

Остужева, в очередной раз так ничего и не понявшего, арестовали по обвинению в насилии над дамой. Последнее, что он слышал, это глухой голос Бонапарта за закрывшейся дверью в покои Бочетти, он что-то резко выговаривал ей. Потом кто-то из особо ретивых гренадеров не выдержал и ударил Сашу кулаком в висок. В себя он пришел уже в камере.

Миланские тюрьмы были переполнены. Французы моментально задерживали всех подозрительных, а отпускать не спешили. В камере яблоку было негде упасть, и поэтому Александр не лежал, а стоял. Он удивился — потерявшим сознание все же полагается лежать. Оказалось, что его бережно поддерживает плечистый парень лет шестнадцати с простым, даже простецким лицом.

— Очнулся? — Парень явно обрадовался. — Хорошо, а то я звал-звал доктора, а они то ли не хотят его пригласить, то ли не имеют, то ли не понимают… Да их самих не поймешь, французов этих, верно?

Для гудящей головы Александра каждое слово этого громкоголосого заступника звучало как новый гренадерский удар. Он кое-как закрепился в вертикальном положении, осторожно потер виски. Вокруг тоже говорили, и говорили громко, по-итальянски. Это было невыносимо, но Остужев сразу понял, где находится. Если так, деваться некуда.

— Ты по-русски говоришь, что ли? — спросил он товарища по несчастью.

— А по-каковски еще? Некогда было языки учить. Как батя из дома прогнал, так и мотаюсь из одной страны в другую. Прям как голь перекатная.

— Один убежал, другого выгнали — что у меня за соотечественники?.. — все еще плохо соображая, пожаловался Остужев и повнимательнее рассмотрел собеседника. — Ты кто?