Сложенный веер - Сильва Плэт

— Во-первых, дуэм мальчишек. Я говорил тебе тогда, что не надо их спаривать, зацикливать друг на друга. Нашли бы каждому парня помладше из рода попроще. Или попросили бы королеву назначить кого-нибудь… в целях совершенствования породы. А ты уперся. Помнишь, что говорил мне тогда? «Попробуем…» Допробовались. Два крупнейших дариата не имеют ни шанса обзавестись наследниками в главной ветви. И дело, как ты понимаешь, не просто в том, кому достанется мой каминный зал или твои неиссякаемые запасы эгребского. Во-вторых…

Лорд-канцлер все никак не управится с застежками. Такое ощущение, что их у него на ораде не менее сотни или что он внезапно разучился с ними обращаться. Щелканье становится нестерпимым, но лорд Дар-Халем продолжает угрюмо смотреть себе под ноги, не делая ни малейшей попытки повернуться.

— Во-вторых, Когната и Анакорос. Идея послать мальчишек учиться за пределы Аккалабата была твоей. Сам знаешь, чем это кончилось. Поединком Сида с Дар-Акилой, дурацким поединком, бессмысленным, потому что на следующий день после него началась война, разбившая в прах все дуэмы. Это в-третьих.

— Достаточно. Уходи.

— Что? — лорд-канцлер приподнимает голову, ошеломленный только что услышанным, в этот момент острый край застежки впивается в его ладонь. Лорд Дар-Эсиль тянет кисть вниз, безжалостно раздирая кожу. Освободив, вытягивает руку перед собой лодочкой, недоуменно рассматривает выступившую кровь, даже не пытаясь ее остановить.

Дар-Халем уже повернулся и тоже смотрит. Вид у него такой, словно он постарел на десять лет.

— Вон отсюда. Я не хочу тебя видеть. Тем более слышать.

С каждым словом он делает шаг вперед, и лорд-канцлер поспешно отступает к подоконнику, загораживаясь раненой рукой. В горсти медленно собирается темная жидкость. Ему по-настоящему страшно: Дар-Халем наступает набычившись, как будто пытается выдавить, выбросить с территории своего замка какое-то ядовитое, опасное существо. Но лицо надо сохранить в любом случае, хотя бы с помощью холодно-отстраненного:

— Я рад, что между нами есть ясность.

Только когда лорд-канцлер упирается спиной в подоконник, оба вспоминают, что он в ораде. Конь стоит под навесом во внутреннем дворе.

Дар-Халем несколько секунд буравит соседа взглядом, потом отступает на шаг, дергает плечом в сторону двери, мол, проходи, не трону. Лорд-канцлер поджимает губы, делая вид, что ему все равно, и быстро, не оборачиваясь, идет к выходу. Из руки падают на пол тяжелые капли. Он не обращает внимания: ему, действительно, теперь уже все равно.

Хьелль Дар-Халем шесть лет назад

— Сид, наши предки поссорились, — сообщает Хьелль, аккуратно втирая прохладную мазь в саднящие лопатки. Сид уже на выходе из альцедо, новые черные с фиолетовым кантом перья выглядят любо-дорого, шрамы на спине затянулись, можно и рассказать… А то будет не в курсе, ляпнет что-нибудь.

— Из-за чего? — Сид таращится из-под крыла одним глазом.

— С Делихона прилетел корабль.

— Экая новость. Они вечно туда-сюда летают. Вообще, когда я был на Когнате, сделал вывод, что из всего соседнего сектора — Сития — Делихон — Когната — делихоны самые нормальные. Вспыльчивые ужасно, а так ничего.

— Вот этого «вспыльчивого ничего» явилось пятеро. Попросили разрешения наделать фотографий, поработать в библиотеке — они в этом году отвечают за информацию о планетах, не входящих в Конфедерацию, в астронете.

— И далеко ли их послала королева?

Хьелль дергает друга за волосы.

— Ну кто так выражается? Ты же будущий лорд-канцлер, да продлит прекрасная Лулулла годы твоего отца. Никуда она их не послала. Верховный лорд Дар-Эсиль — знаешь такого? — проявил несвойственное ему человеколюбие и пустил их на недельку. В связи с этим нас ждет Большой бой за дуэм.

— Кааак? Я думал это запретили сто лет назад.

— Ошибаешься. Официально — никто не запрещал. Просто считали нецелесообразным. Слегка зверски-устарелым, что ли. Но Ее Величеству гости с Делихона понравились, и она решила попотчевать их эксклюзивным лакомством. Твой отец — в главных организаторах.

— Ты так спокойно об этом говоришь.

— А что волноваться-то? Все пройдет как по-писаному: выберут из корпуса симпатичного мальчишку в альцедо, привяжут к столбу на турнирной арене, все желающие могут драться. Цель — затащить его в круг у ног королевы. Приемы — любые, включая летные, ибо без орадов. Можно сражаться по одному, можно образовывать команды. Победителю — мальчишка в качестве дойе, если у него никого нет. Если есть — может подарить, может отпустить…

— Что еще может? — спрашивает Сид ледяным тоном.

— Утопить. Зарезать. Да не знаю я…

Сид несколько секунд молчит, собираясь с мыслями. Безрукавку, которую надо бы давно уже надеть, он вертит в руках, и голой спине холодно. Почему-то одновременно по ней ползут капли пота.

— А ты? Ты драться будешь? — спрашивает он у Хьелля, невозмутимо складывающего баночки и щетки в футляр.

— С какой стати? У меня есть ты… мой карун.

— А если я тебя попрошу?

— Попроси. Пошлю в пасть к демону Чахи. Я в этих играх не участвую. Мне противно.

— А если я сам пойду? Пойдешь со мной?

Пузырек с кровоостанавливающим разбивается о стену в сантиметре от Сидовой щеки.

— У. Тебя. Альцедо. Ты даже внизу будешь полудееспособен, не говоря уже о воздухе. И что за маньячество? Хочешь переделать мир? Чтобы ничто в нем не будило твои лучшие чувства? Не выйдет. Придем, посидим на трибунах, посмотрим. Пусть лезут те, кому позарез надо. Лично я обмякну среди зрителей и дам возможность другим помахать мечами.

Дверь в комнату растворяется без стука.

На пороге стоит лорд Дар-Эсиль. Он не один. Рядом с ним высокая делихонка, которую Хьелль видел на дворцовом приеме. Волосы у нее такие же темные, как у большинства даров, но не прямые, а завиваются в упругие крупные кудряшки, едва достающие до плеч.

Сид смущенно натягивает безрукавку.

— Сид, не надо. Я хочу показать нашей гостье, что такое альцедо.

— По-ка-зать?

— Разденься, как был, и ляг на живот. Хьелль я попрошу тебя: возьми снова щетку и расчеши, как ты обычно делаешь.

Оба молодых дара, не шелохнувшись, смотрят на канцлера, будто это он прилетел с другой планеты. Но они имеют дело с верховным даром Эсиля, его взором не прожжешь. Только отец Сида умеет потирать подбородок так угрожающе, что хочется закопаться в самое глубокое подземелье Хаяроса и не вылезать из него несколько лет. И эти молочно-белые глаза… обволакивающие, засасывающие в призрачную муть. Не зря мать Хьелля именовала соседа «болотным аспидом» (хотя, может быть, ей просто было завидно, что двоюродной сестре достался более родовитый дар). Игра в гляделки безнадежно проиграна в самом начале. Сид первым отводит глаза.