Жестокий принц - Холли Блэк

«Выказывай силу через бессилие».

Мои слова, похоже, не доходят до него. Глаза безумные, покрасневшие, внимание рассеяно.

— Знаешь, что он сказал, когда узнал, что ты меня ударила? Сказал, что я заслужил большего.

Невозможно. Валериан, должно быть, ослышался, неправильно его понял. Кардан, наверно, просто смеялся над ним.

— А чего ты ожидал? — спрашиваю я, старательно пряча удивление. — Не знаю, заметил ты или нет, но твой приятель — настоящий псих.

Если раньше Валериан не был уверен, что хочет атаковать, то сейчас с сомнениями покончено. Он прыгает и с силой вонзает нож в матрас, а я скатываюсь на пол с другой стороны кровати и тут же вскакиваю.

Валериан вырывает нож из матраса, и в воздух взлетают и медленно, словно хлопья снега, опускаются гусиные перышки. Он тоже поднимается, и я достаю свой нож.

«Не раскрывай свое владение кинжалом. Не раскрывай свою власть над чарами. Не демонстрируй всеу что ты умеешь».

О чем Дайн не знал, так это о моем умении выводить людей из себя.

Валериан снова наступает. Он пьян и вне себя от бешенства да и обучен плохо, но у него врожденные кошачьи рефлексы и высокий рост, что дает ему определенное преимущество. Сердце стучит все сильнее. Я понимаю, что надо позвать на помощь. Закричать.

Открываю рот, и Валериан бросается на меня. Крик вылетает шумным выдохом. Я теряю равновесие, грохаюсь плечом на пол и откатываюсь в сторону.

Отточенный до автоматизма рефлекс срабатывает, несмотря даже на то, что он застиг меня врасплох. Я выбрасываю ногу, бью в руку, и нож отлетает в сторону.

— Хорошо, — говорю я, как будто уговариваю нас обоих успокоиться. — Хорошо.

Мой противник не позволяет себе даже малейшей паузы. Валериана не останавливает ни то, что я отразила уже две атаки и обезоружила его, ни то, что раньше ранила ножом в бок. Теперь его цель — схватить меня за горло. Ногти впиваются в кожу, и я вспоминаю, как он заталкивал мне в рот эльфийский фрукт, как мякоть расползалась по зубам, как я захлебывалась сладким нектаром и, опьяненная, не понимала, что умираю. Валериан хотел наблюдать. Видеть, как я пытаюсь бороться, как хватаю ртом воздух. Я заглядываю в его глаза — там то же, что и тогда, выражение.

«Ты — пустое место. Тебя все равно что нет. Твоя единственная цель — наплодить как можно больше себе подобных и умереть бессмысленной и мучительной смертью».

В отношении меня он ошибается. Я сделаю все, чтобы моя жизнь, пусть и короткая в его понимании, как жизнь бабочки-однодневки, прошла не впустую.

Я не буду бояться их неодобрения, его или принца Дайна. Если нельзя стать лучше их, стану намного хуже.

Его пальцы уже сжимают мое горло, и в глазах, на границе поля зрения, начинает темнеть, но я спокойна и бью, лишь убедившись, что попаду, куда нужно. Вгоняю нож в грудь. В самое сердце.

Валериан скатывается с меня на пол. В горле у него клокочет, и я успеваю схватить несколько глотков воздуха. Он пытается подняться, покачивается и падает на колени. Смотрю на него затуманенными глазами и вижу торчащую из груди рукоятку. Красный бархат камзола темнеет, пропитываясь кровью.

Он тянется к ножу, словно хочет вытащить его.

— Не надо, — машинально предупреждаю я, потому что всякое движение только усугубляет положение.

Шарю рукой вокруг себя, ищу что-нибудь, чтобы остановить кровотечение, и натыкаюсь на брошенную нижнюю юбку. Валериан клонится набок, пытается отодвинуться от меня и, хотя глаза у него почти закрываются, усмехается.

— Позволь мне... — начинаю я.

— Проклинаю тебя, — шепчет он. — Проклинаю тебя. Трижды тебя проклинаю. Раз уж ты убила меня, пусть твои руки всегда будут запятнаны кровью. Пусть смерть будет единственным твоим спутником. Пусть... — Его обрывает приступ кашля, а когда обрывается и кашель, он уже не шевелится. Глаза застывают под полуопущенными веками, но свет в них гаснет.

Моя раненая рука взлетает ко рту в ужасе от проклятия, словно чтобы остановить крик. Но я не кричу. Не кричала, когда он пришел, и не собираюсь кричать теперь, когда причин звать на помощь уже нет.

Минуты летят одна за другой. Я сижу возле Валериана, смотрю, как бледнеет лицо, к которому уже не приливает кровь. Как синеют губы. Он умер так же, как умирают смертные, хотя его самого это бы оскорбило. Возможно, если бы не я, он прожил бы тысячу лет.

Разболелась рука. Должно быть, потревожила ее в пылу схватки. Оглядываюсь и ловлю в зеркале, на другой стороне комнаты, свое отражение: девушка с взъерошенными волосами и лихорадочно блестящими глазами и растекающаяся у ее ног лужа крови.

Призрак вот-вот придет. Уж он-то наверняка знает, что делать с мертвецом. Наверняка и сам убивал. Но принц Дайн уже злится на меня за то, что я ранила сына почтенного члена его Двора. Убийство того же юнца перед самой коронацией приятной новостью не станет. И меньше всего мне нужно, чтобы об этом проведала команда Двора теней.

Нет, спрятать тело должна я сама.

В надежде на озарение пробегаю взглядом по комнате, но единственное место, где можно на какое-то время спрятать труп, это под кроватью.

Расстилаю рядом с убитым свою сорочку и перекатываю тело на нее. Меня немного подташнивает. Валериан еще не остыл. Тем не менее тащу его к кровати и запихиваю под нее вместе с сорочкой — сначала руками, а потом и ногами.

На полу остается только пятно крови. Беру кувшин с водой, поливаю на деревянные половицы и брызгаю себе на лицо. Когда заканчиваю, дрожит уже и здоровая рука. От слабости опускаюсь на пол.

Мне нехорошо.

Мне плохо.

Очень плохо.

Но когда на балконе появляется Призрак, то ничего подозрительного он не замечает, и это самое главное.

В ту ночь Призрак показывает, как взбираться по стене даже выше того выступа, где мы с Тарин прятались в последний раз. Поднимаемся до стропил над холлом и усаживаемся на прочных деревянных балках. Под нами вовсю идет подготовка к коронации. Раскатывают синий бархат, выкладывают кованое серебро, разворачивают расшитые золотом скатерти со штандартом дома Зеленого вереска — цветущее дерево, колючки и корни.

— Как думаешь, то, что Королем станет принц Дайн, это к лучшему или к худшему? — спрашиваю я.

Призрак неопределенно улыбается и с печальным вздохом качает головой.

— Все будет как есть. Только еще более.

Что он хочет этим сказать, я не понимаю, но ответ вполне характерный для фейри, и я понимаю, что больше из него ничего не вытащишь. Думаю о лежащем у меня под кроватью теле Валериана. Мертвецы здесь портятся не так, как у людей. Бывает, тело зарастает мхом и лишайниками или покрывается грибами. Рассказывают даже о полях сражений, превратившихся в зеленые холмы. Хорошо было бы вернуться и обнаружить, что он превратился в перегной, но все же сомнительно, что это происходит так быстро. Думать надо не о трупе; думать надо о нем. И беспокоиться надо не только о том, что схватят, а о много большем.