Полуночные признания - Кэндис Проктор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Доминик ненавидит янки, – произнесла Мари-Тереза резким тоном. – Они убили его отца.
– Я стараюсь привить своему сыну любовь к людям, – ответила Эммануэль, стараясь быть спокойной. – Даже если предрассудки есть у меня самой.
На лице Мари-Терезы отразилось неудовольствие.
– Что это? Возлюби врага своего? Хм! – Она сделала шаг вперед, ее голос дрогнул. – Ты плохо кончишь, Эммануэль. Связаться с янки? Но ты же овдовела всего три месяца назад.
У Эммануэль не хватило сил категорически отрицать обвинение, поэтому она сдержалась и спокойно произнесла:
– Я никогда никому не позволяла указывать, как мне надо жить.
– О, я знаю. – Мари-Тереза взялась за высокую спинку стула цепкими, покрытыми кольцами пальцами. – Ты признаешь, что испытываешь какие-то чувства к этому человеку?
– Я этого не говорила.
Пожилая дама покачала головой:
– Я и не ожидала услышать от тебя правду. А как же Доминик? Что станет с моим внуком, если ты выйдешь замуж за янки?
Эммануэль коротко рассмеялась:
– После того, что пережила с Филиппом?
В глубине стеклянно-серых глаз Мари-Терезы вспыхнул опасный огонек.
– Как ты смеешь говорить такие вещи – мне?
Эммануэль постаралась сдержаться.
– Мы обе знаем, кем был Филипп. Почему мы должны притворяться?
Лицо Мари-Терезы исказилось от гнева. Ее рот вытянулся, и она стала казаться старше своего возраста.
– Это ты сделала Филиппа таким.
– Нет. – Эммануэль отрицательно покачала головой, крепко сжимая в руках зонт. Раздался быстрый топот детских ног и лай собаки. – Вы не способны переубедить меня и глубоко в сердце признаетесь себе в том, что я права.
– Я знала отца Филиппа…
– Филипп не был похож на него, – заметила Эммануэль, поворачиваясь, чтобы уйти.
– Он мог бы стать таким же. Если бы у него была подходящая жена.
– Возможно. Но этого мы никогда не узнаем.
Она была уже почти у дверей, когда ее внезапно остановил голос Мари-Терезы:
– Ты знаешь, что кто-то выдал Филиппа тому патрулю северян в Байу-Креве?
Эммануэль медленно обернулась, опасаясь, что вот-вот в комнату войдет Доминик: он уже говорил с Леоном, старым чернокожим дворецким.
– Так вот почему здесь был майор Купер, – тихо произнесла она. – Из-за Филиппа.
– А что? – На лице пожилой дамы осталась печаль, оттененная глубокой морщиной меж бровей. – Что может быть общего между Филиппом и смертью Клер?
Эммануэль покачала головой:
– Не знаю.
Мари-Тереза бросила на нее сердитый взгляд.
– А это не ты предала моего сына?
Ее слова больно задели Эммануэль. Много раз она винила себя в смерти Филиппа. Ведь если бы их семейная жизнь была счастливой, возможно, она смогла бы спасти его – спасти от себя самого.
– Если я скажу «нет», – мягко ответила она матери Филиппа, – то вы поверите мне?
Пожилая дама только отвернулась – и тут же подняла руку к глазам, поскольку солнечный свет, проникавший через кружевные занавески, ослепил ее.
– Доминик часто спрашивает меня о том, когда мы отправимся в Бо-Ла.
– Я знаю.
Обычно Доминик гостил в Бо-Ла каждое лето, проводя время в поездках на коне по окрестностям, занимаясь рыбалкой и плавая на пироге по извилистым ручьям. Но в этом году Эммануэль не хотела расставаться с ним.
– Это много значит для Жан-Ламбера, – произнесла Мари-Тереза, – иметь возможность побыть с мальчиком и прогуляться с ним.
– Думаю, не очень безопасно и для Доминика, и для вас жить в Бо-Ла в такое тревожное время. Байу-Креве находится под контролем северян, но рейнджеры делают постоянные набеги на этот район.
Мари-Тереза повернулась, чтобы бросить на нее изучающий взгляд.
– Разве это плохо?
– Если ответные действия янки приведут к жертвам среди мирного населения, то да.
– Люди говорят, что наши войска могут начать наступление, чтобы вернуть Батон-Руж.
Эммануэль с сожалением глубоко вздохнула. Опять погибнет много людей.
– И это будет очень плохо для женщин и детей Батон-Руж, – сказала она.
Через два дня Эммануэль спустилась с узкого заднего крыльца дома. Над городом нависли густые грозовые облака. Закрыв луну и звезды, они наползали друг на друга. Воздух стремительно свежел, вдалеке сверкали молнии. По всему было видно, что совсем скоро начнется ливень. Возможно, вместе с ним разродится и эта женщина.
Внезапно Эммануэль почувствовала, что ее ноги слабеют. Она поспешно опустилась на ступеньку, опершись спиной на деревянный столб крыльца. Скоро наступит утро. Уже много часов Эммануэль находилась в маленьком домике, расположенном в бедняцком районе Нового Орлеана, который горожане из-за соседства с рекой называли Ирландским каналом. Если женщина не родит ребенка в ближайшее время, она умрет.
Эммануэль имела полное право оказывать помощь при родах, поскольку была акушеркой. Но ее услугами пользовались только бедняки и недавно прибывшие иммигранты. Более состоятельные жители обычно направляли своих жен в больницы, где доктора, исследуя будущих матерей, обычно не мыли руки после вскрытия, а затем удивлялись, почему их пациентки болеют и умирают. Но в последнее время докторов можно было по пальцам пересчитать – подавляющее большинство из них отправились на войну.
Внезапно воздух прорезал полный боли вскрик:
– Боже! Мисс Эммануэль! Быстрее сюда!
За ним раздался детский плач.
Вздохнув, Эммануэль набрала в легкие горячий неподвижный воздух и поднялась по ступенькам.
Когда Эммануэль покидала узкий домик в бедняцком переулке около Чупитулас-стрити поворачивала к железно-дорожной ветке, всходящее солнце уже посылало на землю бледно-оранжевые полосы. Город еще спал; утреннюю тишину нарушал только стук колес телеги молочника по узкой мостовой. На пустынной улице Эммануэль заметила лишь отдаленный темный силуэт негритянки, с природной грацией несущей на голове корзину с продуктами. Дождя так и не было.
Как хорошо сейчас идти, подумала Эммануэль, глубоко вдыхая свежий воздух. Эту ночь она провела без сна, но сейчас улыбалась. День непременно будет замечательным, поскольку в тихие предрассветные часы ребенок, наконец, появился на свет – большой, мускулистый, невероятно крикливый. Теперь и с матерью будет все в порядке. Когда малыш родился, Эммануэль шаталась от усталости, но ее переполняли радость и чувство победы.