Мой бывший враг - Дарья Вознесенская

Звонок отцу ничего не дает — абонент снова не абонент. Я хочу позвонить маме, посоветоваться, но в последний момент одергиваю себя — хватит снова вешать на нее чужие проблемы.

Как ни странно, засыпаю я легко.

А когда выхожу утром из комнаты, не обнаруживаю следов Ирины. Точнее, следы есть — развороченная кухня с кучей еды и пустых бутылок, мусор, какие-то грязные потеки. А её самой нет. И домработницы сегодня не будет… потому мне придется самой этим заняться. А как только появится время, добиться таки от помощника отца, чтобы тот с ним связаться.

Но все это чуть позже.

Я не хочу опаздывать в свой первый рабочий день или производить впечатление человека, который попал в агентство случайно — мне надо сосредоточиться на другом.

В креативном отделе агентства царит суета.

Я и когда приходила на собеседование это отметила. И сегодня меня сразу погружает в эпицентр подготовки к двум праздникам, а Станислав, мой непосредственный начальник, закидывает десятком поручений, успев едва ли сказать «Здравствуй».

В кабинете коммерческого директора было намного спокойней…

Но мне нравится все.

Нравится, как бегают незнакомые мне люди с кипой бумаг, что в углу лепят костюм какого-то неведомого животного — пришедший заранее оказался почему-то не годен. Нравится, что все при деле, и у всех горят глаза, что огромная кофемашина изрыгает ежеминутно очередную порцию напитка, что звонки не прекращаются, а за огромными окнами — яркое небо.

По своей сочности это больше напоминает американские мюзиклы, нежели московские будни, и совсем-совсем не похоже на мою привычную жизнь — и ту, что я проводила в поселке или в качестве секретарши небольшой фирмы, и ту, что подразумевала «высокое общество» и не менее высокие запросы.

Забраться высоко ведь можно разными путями… Этот — яркий и активный — мне нравится.

Я вспоминаю о неурядицах своей собственной жизни уже после условного обеда — часа в четыре мы все схватили по свежему сандвичу и уселись кругом для мозгового штурма. Намечалось кое-что грандиозное: выставка, инсталляция, лазерное шоу и концерт, причем на открытом воздухе, что всегда добавляет сложностей. И я наслаждаюсь возможностью участвовать в этом всем, высказывать свое мнение, идеи, быть частью чего-то большего…

И звонок отца принимаю в совершенно отвлеченном состоянии.

— Ты где? — достается мне вместо приветствия.

Я отхожу в сторону и говорю шутливо:

— Впору мне задавать тебе такие вопросы — вся королевская рать не может тебя собрать. Ты был недоступен и…

— Я приеду к тебе. Или за тобой, — он одновременно настойчив и как-то нервничает. Не слишком похоже на отца. Уже успел встретиться с Ириной? Или не может отойти от той ситуации с Каримовым — мы ведь так и не поговорили?

Чего гадать.

— Приезжай за мной в семь. Адрес я тебе скину.

Работа заканчивается в шесть, но, глядя на увлеченность окружающих делами, я сомневаюсь, что кто-то здесь уходит домой, как только бьют часы.

И только когда я отправляю отцу сообщение понимаю — я ему не говорила про увольнение, а у него не возникло вопросов, почему я не на привычной работе по привычному адресу.

Он ждет меня на обочине, рискуя поймать штрафов с мою месячную зарплату. Растрепанный, в расстегнутой рубашке и один. Без привычных помощников, водителя и гарнитуры в ухе.

Косится на меня, но ничего не говорит. Газует с места резко, почти с визгом, и в какие-то рекордные десять минут достигает Павелецкой набережной.

— Прогуляемся.

Я в недоумении, но вечер прекрасный, и я вообще не жду от него никакого подвоха.

От вечера.

У отца явно что есть мне сказать.

И первая же его фраза вводит меня в ступор.

— Я всё знаю.

Аж замираю от неожиданности.

— Что… ты о чем?

— Все знаю про твой брак и чем он закончился. И про увольнение, кстати. И про Дениса…

— Но… — я действительно в шоке, — как? Ты поручил кому-то…

— Расспросил Ольгу.

Какое-то время я иду, ничего не видя перед собой.

— Как? — выдавливаю из себя.

— Не смог заснуть в тот вечер. И сел на самый ранний рейс…

— Но я планировала рассказать тебе!

— Всё? — звучит со злой иронией.

— Смотря что ты подразумеваешь под «всем», — тоже злюсь. — Вовсе не было необходимости узнавать за моей спиной про мою жизнь… Если я сама что-то не сказала, значит тому были причины!

— А еще были причины не рассказать Ольге, что Каримов снова появился в твоей жизни?

Бл…ь.

Я упираюсь руками в каменный парапет и глубоко дышу, стараясь справиться с тошнотой.

— Как вам вообще пришло в голову… лезть… докапываться. Это не ваше дело!

— Еще как наше! — орет так громко, что прохожие отшатываются. — Мы — твои родители! Я — твой отец, который должен был защищать тебя… в том числе от такого! А я сам, лично привел его в свой дом и посадил за свой стол! Да я бы даже знакомиться с ним не стал, если бы знал, что он так поступил с тобой!

— И взялся бы за тендер и прогорел, не так ли? — поворачиваюсь к нему.

Сникает немного.

— У меня вы голове не укладывается… ты. Он. И каким многозначительным становится все, что происходило… Почему ты молчала, почему?

— Может потому, что не хотела снова впускать его в свою жизнь?

Опять отворачиваюсь и смотрю на реку. Впитываю блики и спрашиваю после паузы:

— Ты летал к маме? И провел там…

— Все эти дни.

— В разговорах о том, какая у вас нерадивая дочь? — усмехаюсь грустно.

— Майя…

— Что, Майя? Майя уже выросла… и имеет право скрывать от родителей нелицеприятные подробности собственной жизни. Защищать таким образом и их, и себя.

— Ты беспокоилась… что он может что-то сделать, если ты…

— Если что-то не то сделаю? — вздыхаю. — И это тоже. Но важнее, что я беспокоилась — чем больше буду говорить о Каримове, переживать из-за него, из-за ситуации, тем вернее отравлюсь снова. Видишь, не помогло. Он все равно… везде. Даже в наших разговорах.

— Вот именно для этого я тебе и нужен, — рычит. — Разделить эту тяжесть! Я ведь могу… да много чего могу! У меня тоже есть влияние, возможности. И плевать, что он мне помог.

Перебиваю:

— Пап. Скажи… что мы ценим больше всего во взрослой жизни? Что ты ищешь в бизнесе, в деньгах? Во власти?