Именно в этот раз - Джил Грегори

Его поцелуи жалили и терзали ее, но и согревали, как крепкое вино, напоенное солнцем.

Сплетясь телами, они упали на бархатистую траву, и вдруг из-за пригорка раздался непонятный звук, тихий, но отчетливый и настолько неуместный, что, услышав его, оба застыли.

– Какого черта? – пробормотал Итэн, вскинув голову.

Инстинкт всегда мгновенно предупреждал его об опасности. Потому он и выжил на Диком Западе. Выпустив Джози из объятий, граф вскочил на ноги.

Солнце нещадно било ей в глаза… и тут Джози начала понемногу возвращаться к реальности. Платье на ней было расстегнуто, волосы всклокочены, губы распухли от поцелуев! Но несмотря на это, она продолжала лежать на траве, чувствуя, как горячая кровь пульсирующими волнами растекается по телу. Итэн стоял рядом и напряженно прислушивался, хотя сама Джози едва обратила внимание на странный звук – нечто среднее между чиханием и икотой. Теперь, когда безумие страсти ушло, ее гораздо больше тревожило то положение, в котором она очутилась.

«Милостивый Боже, что же я натворила? И о чем только я думала?»

Вот в том-то и дело, промелькнула у нее смутная мысль, что она ни о чем не думала. Джози приподнялась, прижав к горлу дрожащую руку. Между тем Итэн медленно, с кошачьей грацией, направился в сторону пригорка, находившегося на краю поляны. Но, услышав, как Джози зашевелилась, обернулся и замер.

По напряженному выражению его лица Джози поняла, что он встревожен, но не обратила на это особого внимания, так как была слишком расстроена.

– Ты нарушил свое обещание! – гневно прошептала она.

Мгновение Итэн колебался, не зная, то ли вернуться к Джози, то ли пойти дальше и выяснить источник шума. Но когда Джози рывком поднялась и, всхлипывая, принялась застегивать пуговицы на платье, он выбрал первый вариант.

– Ты никуда не пойдешь. И какое же обещание я нарушил? – спросил Итэн, поймав Джози в тот момент, когда она уже рванулась по направлению к дому.

– О наших… о супружеских отношениях. Мы же договорились.

– Но кажется, не я один нарушил договор. Не так ли, милая?

Его смеющиеся глаза были полны неожиданности. Джози понимала, что он прав и на ней лежит не меньшая вина, а потому разозлилась еще сильнее и вырвала у него свою руку.

– Не трогай меня! Никогда больше не трогай!

– Джози…

– Я говорю серьезно. До сих пор все было легко. Мы заключили сделку, и оба знали ее условия. А теперь ты меняешь правила игры. Я не хочу этого. Не хочу!

Прищурившись, Итэн окинул взглядом ее рассерженное лицо.

– Всего несколько минут назад ты была не такой уж строгой поборницей нравственных правил, Джози.

– Это нечестно! – Ее голос дрожал от стыда и гнева. – Ты обещал! Я хотела только сыграть свою роль и… и уйти, как мы договорились. А ты обращаешься со мной… будто я проститутка.

– Нет, – коротко ответил Итэн, и его глаза призывно сверкнули. – Я обращаюсь с тобой как с женой. Со своей женой. Ведь ты моя жена, Джози!

Но Джози знала, что это не так. Она – жена Змея. Увернувшись от Итэна, она направилась к дому, обуреваемая самыми противоречивыми чувствами. Ей хотелось, чтобы Итэн вновь схватил ее и начал целовать – до тех пор, пока не закружится голова, пока весь окружающий мир не исчезнет в вихре наслаждения. Но другая, благоразумная часть души требовала бежать подальше – куда угодно, только бы избавиться от власти графа.

Итэн не стал ее останавливать. Джози не знала даже, смотрит ли он ей вслед. Подобрав юбки, она мчалась по лугу, едва касаясь ногами земли, потом прошмыгнула мимо миссис Филдинг и Перкинса и наконец очутилась в своей спальне, в долгожданном одиночестве.

Совсем обессилев, Джози рухнула на кровать. В голове ее молотком стучали две одинаково страшные и важные для нее мысли.

Первая заключалась в том, что ей всегда, всю жизнь приходилось расставаться с людьми, которые могли бы стать для нее родными. Она обречена скитаться по свету, не имея постоянного пристанища. Вскоре она уедет из Англии, оставив позади Лондон и Стоунклиф-Парк – это подобие «дома», которое дал ей брак с Итэном.

Вторая истина была куда печальнее. Вот почему из глаз Джози брызнули слезы, а грудь заныла от нестерпимой боли.

Она поняла, что безнадежно влюбилась в Итэна Сэвиджа. И если не побороть это чувство, дело кончится тем, что здесь, в Стоунклиф-Парке, останется частица ее сердца.

Да что там частица! Все сердце – целиком.

Лучше бы Итэн вырезал его ножом и положил на каминную полку. Ведь оно принадлежит ему.

Джози предчувствовала, что, покинув Итэна, умрет от огорчения. Значит, надо остановиться. Заставить себя перестать любить этого черноволосого красавца с колдовскими губами, завораживающим взглядом и сильными руками, который возбуждал ее, как ни один другой мужчина, который мог разговаривать то резко, то неожиданно нежно, который заставлял ее раскрывать душу и порождал желание узнать все и о его жизни; мужчину, из-за которого она страдала, улыбалась и плакала, о котором думала днем и ночью… вместо того, чтобы заниматься своими собственными делами.

Надо запретить себе любить его.

Но как?

Сегодня они уезжают в Лондон и там будут снова разыгрывать спектакль, если, конечно, удастся развеять слухи, которые наверняка уже распускает мисс Креншоу. В Лондоне им придется еще чаще, чем здесь, бывать вдвоем.

Из груди Джози вырвался протяжный, мучительный стон, который она приглушила, зажав руками рот. Как же ей сладить со своим сердцем?

* * *

Когда Джози убежала, Итэн Сэвидж, вместо того чтобы вернуться в Стоунклиф-Парк, отправился на поиски Хэма Тайгера.

Бывший конюх сидел дома, намазывая маслом бутерброд. На кухонном столе лежал большой кусок ветчины. Заметив появившегося в дверях Итэна, он оторвался от своего приятного занятия и вскинул голову.

– Сегодня я уезжаю в Лондон, Хэм.

– Знаю, слышал. Может, перекусишь со мной, сынок?

– Нет. Я пришел сюда не за этим. Мне нужна твоя помощь.

– Хорошо, сынок. Говори, что задумал.

Итэн подошел к нему и оперся руками о спинку стула.

– Послушай, вот о чем я попрошу тебя…

Оливер Уинтроп подождал, пока затихнут голоса и звуки шагов. Наконец над лужайкой возле ручья вновь воцарилась тишина, которую нарушало только щебетание птиц и шуршание беличьих лапок. Тогда он выбрался из-за пригорка и перевел дух.

Прошлой ночью Оливер напился – и неудивительно, после такого ужаса, – а потом заснул. Но проснулся, черт подери, рано. Голова раскалывалась от боли, а на душе было так тревожно, что даже прогулка по гостиничному двору не успокоила нервы.