Мейси Доббс. Одного поля ягоды - Жаклин Уинспир

Мейси затормозила у обочины, чтобы открыть толстый откидной верх. Потом постояла, любуясь разнообразием диких цветов, растущих вдоль дороги. Желтые клинообразные лепестки полевой горчицы красовались рядом с купами белого полевого кистенца, те в свою очередь постепенно смешивались с жимолостью в живой изгороди. Мейси наклонилась, коснулась хрупкого голубого цветка вероники и вспомнила, что полюбила это графство с первого же приезда сюда. Мягкий ландшафт напоминал лоскутное одеяло, она находила в нем утешение от тоски по отцу и дому в Белгравии.

Мейси уже решила, что проведет в Кенте два-три дня. Леди Роуэн разрешила пользоваться машиной сколько понадобится, и Мейси уложила сумку на тот случай, если решит задержаться. Деревушки, живые изгороди и яблони в цвету радовали ее своей красотой. Она ненадолго остановилась у почтового отделения в Севеноксе.

— Я ищу одну ферму, кажется, она называется «Укрытие». Не могли бы вы направить меня туда?

— Могу, конечно, мисс.

Начальник почтового отделения взял лист бумаги и стал писать адрес с указаниями.

— Вам, пожалуй, следует быть осторожной, мисс.

Мейси склонила голову набок, показывая, что готова выслушать дальнейшие советы.

— Да, мисс. Наш почтальон, который обслуживает этот маршрут, говорит, что ферма нечто среднее между монастырем и казармой. Надо полагать, ребята, которые там живут, навидались казарм. Там есть ворота с охранником — нужно сказать ему, по какому вы делу, чтобы он вас пропустил. По общим отзывам, охранники там любезные, но я слышал, они не хотят, чтобы кто угодно разгуливал по ферме, из-за ее обитателей.

— Да-да, конечно, — сказала Мейси, взяв лист. — Спасибо за совет.

Когда Мейси вышла, солнце было уже высоко, и ручка дверцы «эм-джи» оказалась такой горячей, что она вздрогнула. «Обращай внимание, — всегда предупреждал ее Морис. — Обращай внимание на реакции своего тела. Это обращается к тебе мудрость твоей сущности. Отдавай себе отчет в беспокойстве, в предчувствии, во всех чувствах, исходящих из твоей сущности. Они проявляются в теле. Что они тебе советуют?»

Если людей из внешнего мира подвергают на входе расспросам, пусть и в мягкой манере, как могут ходить туда-сюда обитатели, люди, изувеченные войной? Мейси решила ехать в Челстон. «Укрытие» подождет до ее встречи с Морисом.

Фрэнки Доббс поставил «эм-джи» в гараж и помог Мейси нести сумки. Она расположилась в маленькой комнате в коттедже, некогда служившей ей спальней. Комната всегда была готова к ее приезду, хотя теперь приезжала Мейси нечасто.

— Дочка, мы редко видим тебя.

— Знаю, папа. Но я была занята делами. После ухода Мориса на покой работа стала труднее.

— И до того была трудная. Знаешь, похоже, он доволен, что у него есть свободное время. Иногда приходит ко мне на чашку чая, или я иду посмотреть на его розы. Поразительно, сколько он знает о розах. Умный человек этот Морис.

Мейси засмеялась.

— Папа, мне надо повидаться с ним. Это важно.

— Ну и я не глуп. Понимаю, что ты приехала не только ради меня. Однако надеюсь, прежде всего ради меня.

— Конечно, папа.

Фрэнки Доббс заварил чай, поставил перед Мейси старую эмалированную кружку, потом подмигнул ей и пошел к шкафу за своей большой фарфоровой чашкой и блюдцем. Когда Фрэнки принес из кладовой яблочный пирог, Мейси налила себе и отцу чаю.

— Дочка, ты заботишься о себе?

— Да, папа. Я могу о себе позаботиться.

— Так вот, я знаю, что твоя работа иногда бывает, ну, скажем, непростой. А ты теперь одна. И нужно быть осторожной.

— Да, папа.

Фрэнки Доббс сел за стол рядом с дочерью, полез в карман и достал маленький сверток из коричневой бумаги, перевязанный тесемкой.

— В общем, на прошлой неделе я зашел в скобяной магазин поговорить со старым Джо Куком — ты знаешь, как он может молоть языком, — и вот увидел эту штучку. Подумал, что она может пригодиться тебе. Отличная, правда?

Мейси приподняла брови, подумав, не дразнит ли ее отец. Ловкими пальцами развязала тесемку, развернула бумагу и увидела новенький складной нож фирмы «Викторинокс» из нержавеющей стали.

— Старина Джо сказал, что как-то странно покупать такую вещь для дочери, но я ответил: «Джо, знаешь, дочь, когда одна, может лучше использовать все эти маленькие лезвия, чем любой из твоих парней». Во всяком случае, он всегда может пригодиться, особенно если ты ездишь на этой машине.

— Папа, зря ты тратишь на меня деньги. — Мейси открыла поочередно все лезвия, потом посмотрела на закрытый нож, лежащий на ладони. — Буду всегда держать его при себе на всякий случай.

Мейси опустила нож в сумочку, перегнулась через стол, чмокнула отца в щеку и потянулась за чаем.

Отец с дочерью посмеялись, потом в дружеском молчании пили чай с яблочным пирогом под громкое тиканье высоких стоячих часов. Мейси думала об «Укрытии» и о том, как изложить эту историю Морису.

Годы работы с Морисом помогли Мейси заранее подготовить ответы на кое-какие из его вопросов — так шахматист предугадывает ходы в игре, — но она знала, что самые трудные вопросы будут касаться ее прошлого.

Фрэнки Доббс прервал ход мыслей Мейси:

— Отличная машина эта «эм-джи», правда? Как она ведет себя на поворотах?

После чая Мейси пошла через сад к дому вдовы. Морису предложили пользоваться этим черно-белым бревенчатым домом после ее смерти в 1916 году, и три года спустя он его купил. В то время, как многие другие землевладельцы, Комптоны решили продать часть своих владений и были очень рады, когда этот любимый ими дом стал собственностью их друга. Сад пострадал во время войны, потому что работники ушли в армию, а залежную землю реквизировали для выращивания овощей. Одно время боялись, что реквизируют и само поместье Челстон — для раненых офицеров, но поскольку лорд Джулиан работал в военном министерстве и дом с потолками пятнадцатого века и винтовыми лестницами был непригоден для такой цели, поместье не тронули.

Хотя Морис официально стал жильцом дома с 1916 года, во время войны его там редко видели, приезжал он в Челстон ненадолго, обычно только отдыхать. Слуги предположили, что он был за морем, и это породило немало домыслов о том, чем там занимался. Морис Бланш представлял собой загадку. Однако если кто-то, подобно Мейси, увидел бы, как он ухаживает за розами жарким летом 1929 года, то счел бы, что слово «загадка» плохо вяжется с образом этого старика, одетого в белую рубашку, брюки цвета хаки, коричневые сандалии и панаму.

Мейси не издала почти ни звука, однако Морис поднял взгляд и посмотрел прямо на нее, едва она вошла в калитку. С минуту выражение его лица не менялось, потом смягчилось. Он широко улыбнулся, опустил секатор в корзину и пошел ей навстречу, протягивая руки.

— А, Мейси. Много времени прошло, прежде чем ты все-таки приехала ко мне?