Чернильная смерть - Корнелия Функе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Он прав! — шепнул Резе внутренний голос. — О Господи, Фарид прав!"
Орфей постарался разыграть возмущение.
— Что за глупости! — воскликнул он. — Неужели вы думаете, что я и сам не разочарован? Я не виноват в том, что они его забрали. Свою часть уговора я выполнил! Я написал именно то, что просил Мортимер! Но разве получил я за это возможность спросить о Сажеруке? Нет! Но я не требую свой листок обратно. Я только надеюсь, что всем присутствующим ясно, — он посмотрел на Черного Принца, все еще сжимавшего меч, — проигравший в этой сделке — я!
Листок со словами Орфея торчал у Резы за поясом. Она хотела швырнуть его вслед предателю, когда он сел на коня и поскакал прочь, но передумала и сунула пергамент обратно. Слова, которые могли перенести ее домой… она их даже не прочла. Они достались слишком дорогой ценой. Мо больше не было, а Мегги никогда ей этого не простит. Она снова потеряла обоих.
Реза прислонилась лбом к надгробию, у которого стояла. Здесь был похоронен ребенок, на могиле лежала крошечная рубашонка. "Я правда страшно сожалею". Снова и снова раздавался в ее ушах тягучий, приторный голос Орфея, смешиваясь с рыданиями ее дочери. Да, Фарид прав. Орфей лжет. Он написал именно то, что произошло, и голосом превратил это в реальность — он убрал Мо с дороги, из зависти, как давно предупреждала Мегги, а она, Реза, помогла ему в этом.
Дрожащими пальцами она развернула листок. Он был влажным от росы. Над строчками красовался герб Орфея. Фарид рассказывал, что Орфей заказал себе в Омбре герб с короной в знак своего якобы королевского происхождения — пальмой, означающей дальнюю страну, откуда он родом, и единорогом с чернильно-черным острием крученого рога.
Эмблемой Мо тоже был единорог. У Резы снова подступили к глазам слезы. Слова на листке расплывались. Дом Элинор был описан безжизненно и сухо, но для тоски Резы по дому и для ее страха за мужа, которого эта история превращает в другого человека, Орфей нашел нужные слова…. Откуда он так хорошо знал, что творится в ее сердце? "От тебя самой, Реза, — с горечью подумала она. — Все свое отчаяние ты отнесла к нему". Она стала читать дальше — и вдруг запнулась: "И вот мать и дочь отправились назад, в дом, полный книг — но Перепел не пошел с ними. Он обещал, что придет, когда настанет время и его роль будет сыграна до конца…"
"Я написал именно то, что просил Мортимер!" — раздался в ее памяти голос Орфея, полный оскорбленного достоинства.
Нет. Этого не может быть. Мо хотел пойти с ними. Или…
"Ответа ты никогда не узнаешь, Реза", — подумала она и скорчилась над маленькой могилой от боли, пронзившей ее сердце. Ей казалось, что ребенок у нее внутри тоже плачет.
— Пойдем, Реза! — рядом с ней стоял Черный Принц. Он протянул ей руку. В его взгляде не было упрека, хотя лицо было бесконечно печальным. Он не спросил о словах, которые написал Орфей.
Может быть, он думал, что Перепел был все-таки на самом деле волшебник. Черный Принц и Перепел, две руки справедливости — черная и белая. А теперь Принц снова один.
Реза ухватилась за его протянутую руку и с трудом поднялась на ноги. "Пойдем? Куда? — хотелось ей спросить. — Обратно в лагерь, где меня ждет пустая палатка и враждебные взгляды твоих людей?"
Дориа подвел ей коня. Силач все еще стоял с Мегги. Он отвел глаза, когда Реза на него посмотрела. Его грубое лицо было залито слезами, как и у ее дочери. Значит, и он винит Резу в том, что произошло.
Куда же ей возвращаться?
Реза все еще держала в руках листок со словами Орфея. Дом Элинор. Каково будет вернуться туда без Мо? Если, конечно, Мегги захочет читать эти слова. "Элинор, я потеряла Мо. Я хотела его спасти, но…" Нет, ни за что. Она не хочет рассказывать эту историю. Для нее нет возвращения. Для нее ничего больше нет.
— Пойдем, Мегги! — Принц подозвал ее и хотел посадить на лошадь к Резе, но Мегги отшатнулась.
— Нет, я поеду с Дориа, — сказала она.
Дориа подъехал к ней. Фарид зло посмотрел на юношу, когда тот подсаживал Мегги на своего коня.
— А ты что тут делаешь? — крикнула ему Мегги. — Все надеешься увидать Сажерука? Он не вернется, как и мой отец, зато Орфей, конечно, с удовольствием тебя примет после всего, что ты для него сделал.
Фарид сжимался при каждом слове, словно побитая собака. Потом молча повернулся и пошел к своему ослу. Он позвал куницу, но Пролаза не появился, и Фарид уехал без него.
Мегги не глядела ему вслед. Она обернулась к Резе.
— Не думай, что я вернусь с тобой к Элинор! — резко сказала она матери. — Если тебе нужен чтец для твоих драгоценных слов, иди к Орфею. Ты ведь к нему уже ходила!
И снова Черный Принц не спросил, о чем она говорит, хотя Реза видела недоумение на его усталом лице. Всю долгую дорогу он ехал рядом с Резой. Солнце освещало холмы один за другим, но Реза знала, что для нее ночь не кончится никогда. Отныне она поселилась в ее сердце. Одна бесконечная ночь. Черная и в то же время белая, как Белые Женщины, забравшие Мо.
* * * ВОТ МАЛЕНЬКИЙ ФАКТ * * *
Когда-нибудь вы умрете.
Маркус Зузак.
Книжный вор[15]
Они вернули прошлое: память о боли и страхе, о лихорадочном жаре и холодном прикосновении их рук к сердцу. Но теперь все было иначе. Белые Женщины прикасались к Мо, а он их не боялся. Они шептали имя, которое считали его именем, и оно звучало как радостное приветствие. Да, они приветствовали его своими тихими голосами, исполненными томления, голосами, которые так часто звучали в его снах; — приветствовали как давно утраченного друга, который наконец возвратился.
Их было много. Их белые лица окружили его, как туман, за которым исчезло все — Орфей, Реза, Мегги и Черный Принц, который только что стоял рядом. Исчезли даже звезды и земля у него под ногами. Вдруг оказалось, что он стоит на куче прелых листьев. Их сладковатый запах висел в холодном воздухе. Тут же лежали кости — белые, чистые. Черепа. Части скелета. Куда он попал?
"Они забрали тебя с собой, Мортимер, — подумал он. — Как Сажерука".
Почему эта мысль нисколько не испугала его?
Он слышал, как кричат над ним птицы, — множество птиц. Белые Женщины расступились, и он увидел над собой воздушные корни — они свисали, словно паутина, c темной высоты. Мо стоял внутри дерева, полого, как труба органа, и высокого, как крепостные башни Омбры. Из коры прорастали грибы, светившиеся бледно-зелелым светом. В этом свечении становились видны гнезда — птиц и фей. Мо протянул руку и потрогал корни — он хотел узнать, сохранилось ли у него осязание. Да, пальцы ощущали каждый выступ. Он провел рукой по лицу, почувствовал собственную кожу, теплую, такую же, как всегда. Что же это? Значит, это все-таки не смерть?