Лорды Белого Замка - Элизабет Чедвик (Англия)

Брюнин спрыгнул с коня и тотчас обернулся, ища глазами супругу. Под его выразительными черными глазами залегли темные круги – следы усталости, и он старался беречь левую ногу: старая рана досаждала, когда он уставал. Но даже сквозь слой дорожной пыли, пребывая под грузом усталости, он весь так и светился ликованием.

– Вернули! – неистово закричал он, увидев жену. – Родная, нам вернули Уиттингтон!

Хависа бросилась в объятия мужа. Сжимая жену крепко, как щит в бою, Брюнин развернул ее и поцеловал. Хависа почувствовала вкус пыли у него на губах и соленые капли на колючей щеке – то ли пот, то ли слезы.

– Это замечательная новость, любовь моя! Тебе надо было сразу послать мне весточку, чтобы мы устроили пир и отпраздновали победу!

– Ну уж нет, я хотел сам тебе это сказать, – прошептал он ей на ухо. – И показать. – Он сунул руку под котту и достал свернутый лист пергамента, скрепленный печатью юстициария.

– Что это? – спросила Хависа, взяв у него пергамент.

– Решение Хьюберта Уолтера о том, что Уиттингтон снова принадлежит нам.

Хависа переводила глаза с мужа на пергамент и обратно. Она засмеялась, причем в смехе этом отчетливо сквозило недоумение.

– И все? Так просто? Тебя не заставили прыгать через горящие обручи, как собаку в бродячем цирке?

– Пусть бы только попробовали!

Все было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, но Хависа не хотела отравлять мужу удовольствие и разрушать своими сомнениями эйфорию, в которой он сейчас пребывал. Что ж, возможно, Хьюберт Уолтер и впрямь отдал Фицуоринам Уиттингтон в награду за их неизменную верность королю. Еще раз обняв супруга, Хависа повернулась, чтобы поздороваться с сыновьями. Заключенная одновременно в полдесятка жарких объятий, она поняла, что мальчики счастливы не меньше отца. Даже на лице у Филипа, самого спокойного и уравновешенного из всех их детей, сияла широкая улыбка. Уильям просто лучился от радости, а Фульк не скрывал ухмылку от уха до уха. Еще бы! Он ведь был наследником и от этого приобретения выигрывал в полной мере.

– И что теперь? – спросила Хависа, когда оруженосец Брюнина полностью разоружил своего лорда и унес хауберк, чтобы почистить и смазать его.

В углу спальни служанки наполняли горячей водой овальную кадку. Хависа твердо придерживалась правила, согласно которому путешественникам – хоть гостям, хоть членам семьи – следовало первым делом предложить помыться, почистить одежду и освежиться. Мальчики могли позаботиться о себе сами, воспользовавшись, если необходимо, кадками для стирки белья, а Хависа осталась с мужем. Ванну поставили в их покоях, что давало супругам возможность побыть наедине, а также позволяло Брюнину успокоить ноющие суставы и мышцы, не выставляя свою слабость на всеобщее обозрение.

С трудом шевеля ногами, он подошел к лохани, лег в дымящуюся воду и расслабился, издав стон наслаждения.

– Что ты имеешь в виду? – уточнил Фицуорин.

– Как ты собираешься действовать дальше? Нельзя ведь просто подъехать к воротам Уиттингтона с решением суда в руках и приказать Фицроджеру покинуть территорию?

– Могу себе представить! – хохотнул Брюнин. – Мигом схлопочу стрелу в горло. – Он ополоснул лицо и провел руками по волосам. Хависа с сожалением отметила, что на голове у него теперь стало больше белого, чем черного. – Нет, нам нужно дождаться официального извещения от юстициария, за которое я должен заплатить пошлину в сорок марок. – Он глянул на жену, скривившись. – Да, знаю, опять расходы. Но ничего, не разоримся, зато, как только извещение будет у меня на руках, я смогу потребовать, чтобы королевские чиновники выдворили из Уиттингтона Мориса Фицроджера.

– Он наверняка будет сопротивляться, – обеспокоенно заметила Хависа. Хотя Брюнин, безусловно, и опытный воин, однако он уже не молод, так что совершенно ни к чему лишний раз брать меч в руки.

– А как же! – ответил ей муж с ледяной улыбкой. – Ну да ничего, он ведь получит взамен приличную компенсацию. Королевский замок в Уорфилде, так предлагает Хьюберт Уолтер.

Хависа принесла ему бокал пряного вина, и Брюнин залпом выпил. Рука его лежала на бортике, а ноги пришлось слегка согнуть, чтобы поместиться в ванне.

– Когда ты получишь извещение? – спросила Хависа.

– Как только закончатся все юридические формальности. – Блеск в глазах супруга чуть угас, он устал, и морщины на его стареющем лице обозначились резче. – Ладно, не станем торопить события. Главное, что наконец-то признали наши законные права на Уиттингтон. На это ушло больше сорока лет, но теперь я знаю, что мои сыновья будут пожинать плоды победы. Уиттингтон снова будет принадлежать Фицуоринам, и это произойдет уже совсем скоро. Интуиция никогда меня не подводит. – Брюнин улыбнулся вымученной улыбкой. – Вот сейчас, например, она говорит мне, что я уже не так молод, чтобы угнаться за своими сыновьями, не заплатив за это впоследствии.

– Вино и ванна взбодрят тебя, – ответила Хависа, стараясь не показать, насколько огорчена этими его словами, которые удивительным образом совпали с ее собственными мыслями. Увы, здоровье у мужа теперь уже не такое богатырское, как некогда, и уставать он и впрямь стал гораздо быст рее. Но вслух сказала: – Не сомневаюсь, что наши сыновья в это время подсчитывают синяки и ссадины, которые получили, пытаясь угнаться за отцом.

– «Fulco fi lius Warini debet xl m. pro habendo castello de Witinton sicut ei adiuticatum fuit in curia regis, – гнусаво читал секретарь. – Фульку Фицуорину присуждается уплатить пошлину в сорок марок за передачу в его владение замка Уиттингтон, согласно решению, принятому королевским судом».

Морис Фицроджер вцепился в львиные головы, украшавшие подлокотники кресла в большом зале Уиттингтона, и заскрежетал зубами. Лицо его потемнело, а вены на шее и на виске вздулись, став похожими на веревки. Секретарь, заметив сии тревожные признаки, аккуратно положил свиток на стол и начал бочком-бочком отходить в сторону. Посланец, который принес письмо от знакомого Мориса, работающего в департаменте юстициария, уже предусмотрительно ретировался.

– Раньше я увижу этого ублюдка в аду! – прохрипел Морис. – Пусть платит пошлины, сколько ему заблагорассудится! А этой писулькой может подтереться! – И с этими словами он резко вскочил на ноги, схватил со стола пергамент и сунул документ в пламя факела. – Уиттингтон принадлежит моему роду, и так будет всегда!

Огонь зашипел, пожирая свиток. Капли красного воска разбрызгались по полу, как кровь.

– Я не понимаю, – сказал Верен, старший отпрыск Фицроджера. – Столько времени уже прошло. Почему теперь вдруг суд вынес решение в его пользу?

– Почему? – презрительно скривив губу, переспросил Морис. – Да потому, что Брюнин лижет задницу кому надо, а где его язык не достает – там папаше помогает старший сыночек. Эта семейка целует зад архиепископу Кентерберийскому. Им благоволит сам Хьюберт Уолтер, а нынче его слово в стране – закон.

Он выпустил из рук последний клочок документа, чтобы пламя не обожгло ему пальцы, и затоптал горящий пергамент, размолотив его каблуком.