Приживется ли демократия в России - Евгений Ясин

Крупный бизнес готов был поддержать реформаторов, но, разумеется, не бесплатно. Он стремился занять командные высоты и на какое-то время их получил: возник так называемый олигархический капитализм. Параллельно государство слабело, страна оказалась в экономическом кризисе, который в общественном сознании связывался с олигархами, «разграбившими страну». Даже весьма серьезные ученые полагали, что не революция, не глубокий трансформационный кризис, а рентоориентированное поведение немногих олигархов и высокопоставленных чиновников были причиной падения производства и жизненного уровня в России (Хеллман 2002; Полтерович 2002: 78—94, 95–103; Polterovich 2001: 38; Olson 1993). Я готов признать, что этот фактор являлся значимым и способствовал углублению кризиса. В то же время, как я полагаю, действовали и другие факторы, гораздо более существенные. В их числе назову прежде всего структурные диспропорции, сложившиеся в сильно милитаризованной советской экономике и обнаружившиеся, как только она подверглась либерализации и была открыта для свободной внешней торговли. Во-вторых, следует упомянуть упадок неконкурентоспособных производств, составлявших значительную часть хозяйства страны. Возможно, падение спроса в период высокой инфляции было чрезмерным и, не будь его, часть этих производств могла бы выжить, однако это, в свою очередь, только создало бы трудности для последующего развития: модернизация или ликвидация многих предприятий являлись необходимым условием движения вперед. Лишь в третью или четвертую очередь можно говорить об экономических потерях от рентоориентированного характера молодого российского бизнеса.

Поиск ренты – наиболее естественная, рациональная линия поведения для бизнеса, едва получившего свободу экономической деятельности. Позднее, когда возможности поиска ренты окажутся исчерпаны, контроль со стороны конкурентных рыночных механизмов и государства станет более жестким и будет накоплен минимальный капитал, наступит время менее доходных инвестиций в производство. Таков закон убывающей производительности капитала в действии. В начале 1990-х годов обращаться к бизнесу с моральными призывами проявить патриотизм, не обирать плохо лежащие советские предприятия и не ускорять любыми способами накопление собственного капитала означало уподобиться крыловскому повару, увещевавшему кота: «Кот Васька плут, кот Васька вор». «А Васька слушает, да ест»…

Не мы одни: как это было в США:

Г. Сатаров: «В начале 60-х годов ХIХ века очередной государственный тендер на строительство железной дороги из Сан-Франциско на восток выиграли два почтенных джентльмена – Коллис Хантингтон и Лиланд Стэнфорд. Это принесло их только образованной фирме 24 млн. долларов государственных субсидий и 9 млн. акров земли. В результате дальнейших махинаций с выпущенными акциями произошло следующее: 50 млн. долларов были потрачены на строительство дороги, 30 млн. долларов прикарманили друзья. Один из них – тот самый Стэнфорд, который, выигрывая тендер, не оставлял поста губернатора штата и впоследствии на часть украденных народных денег учредил один из знаменитых университетов мира, носящий теперь его имя.

Пути Господни неисповедимы, но часто они протоптаны, и по известной колее первоначального накопления капитала двигаются все. Везде и всегда. Сначала стремительное обогащение, нередко далеко за гранью закона. Затем резкий поворот, и вот дорога уже поднимается в гору, на вершине которой сияет нечто величественное – Знание, Добродетель, Свобода и т. п.» (Еженедельный журнал. 2004. № 41. С. 8).

Конечно, закономерно возражение: следовало не увещевать бизнес-элиту, а с максимальной жесткостью подавлять опасные для общества процессы или же не форсировать экономическое развитие, даже остановить его.

На вопрос о том, стоит ли давать бизнесу свободу, если известно, что первым делом он займется поиском ренты, по-моему, следует ответить: «Давать несомненно!» Но потом, при подъеме производства и инвестициях за счет капиталов, созданных в том числе посредством накопления ренты, когда уже будет «что делить», неизбежно появляется соблазн вернуться к обсуждению оправданности такой политики, неправедности нажитых капиталов и обусловленности кризиса именно поиском ренты. Я уверен, что подобное обсуждение с точки зрения развития экономики, деловой активности, да и интересов простых граждан крайне непродуктивно. Рентоориентированное поведение порой связывают с ослаблением государства, со снижением роли бюрократии, преданно служившей интересам власти. Действительно, в то время бюрократия отступала, собиралась с силами и готовилась к реваншу.

Стоит сказать, чтó я понимаю под бюрократией. Ясно, речь идет не о кучке чиновников в ситцевых нарукавниках. Это иерархическая структура, пронизывающая все уровни власти, в которой все ячейки (позиции) связаны отношениями субординации и дисциплины. На вершине пирамиды находится высший чиновник, в руках которого сходятся все нити иерархии власти. Таким высшим чиновником может быть и политик, однако только в том случае, если существует разделение властей и другие демократические институты, если, кроме бюрократической иерархии, в обществе имеются другие структуры, способные уравновешивать ее влияние. Если же ситуация в стране прямо противоположная, то во внешней среде высший чиновник играет роль политика, при этом изнутри бюрократия навязывает ему те правила поведения, которые способствуют поддержанию ее жизнедеятельности. Даже будучи уверенным в собственном всевластии, такой политик реализует интересы поддерживающей его пирамиды.

Разумеется, бюрократия – необходимый элемент государственного и корпоративного управления. Она становится опасной при отсутствии общественного политического контроля, в этом случае бюрократия будет считать собственные интересы интересами государства и всего общества. Государство есть единственный политический институт, обладающий правом на насилие в целях безопасности и поддержания законности, а силовые структуры, выполняющие эти функции, – армия, полиция, суд и прокуратура – являются первостепенными звеньями бюрократической иерархии. Силовые ведомства в России традиционно ориентированы не на защиту законных прав и свобод граждан, но на исполнение приказов, поступающих с верхних ступеней иерархии.

Событиям последнего времени, серьезно изменившим картину российской экономической и общественной жизни, – разгрому НТВ и ЮКОСа, отставкам А. Волошина и М. Касьянова, путинским инициативам, озвученным 13 сентября 2004 года, и многому другому – даются разные объяснения. Например, существует мнение, что истинная их подоплека – схватка различных олигархических группировок, в которой власть, подобно некоему районному УБЭП, играет роль «крыши», служит орудием конкурентной борьбы. Вероятно, в этом есть доля истины.

Другая версия – передел собственности: новые люди, пришедшие с Путиным и не участвовавшие в первичном разделе, хотят использовать близость к власти и компенсировать финансовые потери. Отчасти, видимо, верен и этот тезис. Нельзя, впрочем, не заметить, что в изложенных выше интерпретациях ни разу не упоминается бюрократия – как важная социальная сила. Даже если приведенные версии в целом и не вызывают сомнений, остается неясным, в чем состоит тогда серьезная угроза для жизни государства: стычки между разными группировками бизнеса, сопровождающиеся нарушениями закона, коррумпированием чиновников, а то и стрельбой, в конечном счете неизбежно войдут в цивилизованные рамки – в этом прежде всего заинтересован сам бизнес. Постепенно возрастет спрос на защиту прав собственности, на дисциплину контрактов, на доверие и репутацию, и государственные институты, выполняющие эти функции, смогут опереться на общественную поддержку и укрепить свои позиции.