Жена моего любовника - Ирина Ульянина

— Себя в коня преобразить, — подколола я и заверила ее в расчете на уши интерна: — Сильно не старайся, особо прихорашиваться не для кого.

Через полчаса подружка исполнила «Маленькую ночную серенаду» на кнопке дверного звонка. И распахнула рот от изумления:

— Ничего себе крутизна! Так это чья квартира? Твоего… этого…

— Да, моего Сергея. Почти моя. — Алкоголь пробудил во мне страсть к преувеличениям.

К Лидии подскочил Синев, лоснившийся синим атласом. Помог девушке избавиться от тяжести простой турецкой дубленки:

— Позвольте за вами поухаживать. Нас не представили, меня зовут Никитой.

— Ее зовут Никитa! — хихикнула я, сместив ударение на «а». Сильно захмелела, следует заметить.

— Лидия, — засмущалась невеста без места, кокетливо стрельнув глазками. Похоже, эта глупышка была не прочь снова попасться в ласковые сети, так и нарывалась на романтическое приключение.

— О-у, какое редкое имя, — рассыпался бисером объект вожделения всех одиноких медсестер. — Мне нравится: Лидочка, Лидушка, Лидочек. За это надо выпить!

Большинство мужчин мыслят трюизмами — их послушать, любая данность служит не чем иным, как поводом для выпивки. И с фантазией насчет тостов у них слабовато — трех раз не понадобится, чтобы угадать. Естественно, Никита произнес: «За прекрасных дам!» Я окружила гостью великосветской заботой: чего изволите? Не откушаете ли коньячку? Ах, джин-тоника? Легко! Джин у нас четкий, мейд ин Грейт Британ. Тоник — «швеппс», другого не держим!.. Разумеется, Гаевой наш пикничок пришелся очень по душе, она моментально забыла о недавнем поражении на матримониальном фронте, активно завлекая будущего хирурга.

— Знаете, Никита, я ведь стихи сочиняю.

— Неужели? Обожаю стихи! Прочитайте, прошу вас. — Синев приоткрыл влажные губы, словно хотел ее заглотить. Или облобызать.

— Может, не стоит? — манерничала Лидия, опустив очи долу.

— Умоляю вас. — Он опустился на колено перед кроватью. Чисто испанский идальго!

— Ну что ж… Если вы просите, пожалуй, прочту последнее. — Она зарделась, но гордо вскинула подбородок:

Кругом меня вампиры,

Сосут из меня кровь.

Никто в любовь не верит,

Лишь я верю в любовь!

Ну и лабуда! — поразилась я, и рифма-то до чего свеженькая: кровь — любовь. Никита притворился, что он в восторге. Предложил выпить за поэзию и Лидкин талант и налил разрумянившейся риелторше неразбавленной можжевеловой водки. Настроение подруги улучшилось настолько, что она заметила:

— Катька, а ты похорошела, по-моему, килограммов пять сбросила.

— Да, похудела. — Я втянула живот, насколько это было возможно, но он не желал прилипать к позвоночнику. И запела: — «Потому что нельзя, потому что нельзя-а-а, потому что нельзя быть на свете красивой такой!»

Компания поддержала старый хит группы «Белый орел» — сердце у всех пело, и мы подались к роялю, огласив волковские хоромы довольно слаженным трио. Сначала прошлись по шлягерам отечественной эстрады, потом переключились на романсы. «Не уходи, побудь со мною, пылает страсть в моей груди», — завела я. Никита пригласил Лидию на танец, кружил девушку в вальсе, подпевая мне без слов: «У-у-у». Но вскоре я осознала, что горланю в одиночку. Оглянулась — в комнате никого, только полузасохший кипарис едва заметно шевелил пожелтевшими ветками, реагируя на мой вокальный импульс. Вместо того чтобы полить благодарного слушателя, я отправилась на поиски отшельников и отщепенцев. Не долго искала: они обнаружились в зале, сладко целовались, раскинувшись на просторах бирюзового дивана. Недоделанный донжуан уже успел спустить пижамные штаны, а Лидочек-звоночек и вовсе лишилась кофточки и бюстгальтера, сверкала голыми титьками. Фу, какой срам!..

Я диким, разъяренным кабаном протопала мимо развратников в спальню. Им было все даже не фиолетово, а ультрамариново. Страсть как пробка закупорила уши.

Вот и верь после этого людям! Вот и спеши делать им добро!..

Чему учил меня пупсик Синев? Жратва — источник положительных эмоций, лучшее средство от депрессии. Сейчас проверим… Увы, скатерть-самобранка была подчистую разграблена, лишь на маслины никто не позарился. Олухи, не понимают, какой это изумительный продукт: калорий мало, пользы — вагон. Я улеглась на живот и воздала должное плодам Греции, а для пущей релаксации принялась свинячить — обглоданные косточки кидала в зеркала. Тс-сын, тс-сын, тс-сын — импровизированные пули отлетали со слабым стуком, будто мошки бились о стеклянный абажур горящей лампы. Била я без промаха — методично загадила все полоски кряду мутными, как плевки, следами. В последнюю вертикаль, тянувшуюся вдоль портьеры, попасть оказалось сложнее — она располагалась далековато, и мне пришлось встать.

Стук получился необычный — более звонкий, чем предыдущий, усиленный резонансом. Маслин больше не осталось, потому, вконец заинтригованная, я подтащила пуфик и, встав на него, постучала по зеркалу вверху костяшками пальцев. Для сравнения то же самое проделала с соседней полосой магического стекла. Поразительный результат подтвердился — внизу удары звучали одинаково глуховато, а вверху крайняя полоска отзывалась звонче. Любой дурак бы догадался, что под зеркалом — полость. Я осмотрела его — края оказались идеально ровными, плотно пригнанными к стене. Недолго думая позаимствовала пилку для ногтей из вазочки, стоявшей на туалетном столике. Ковыряла ею с усердием юнната. Точнее, юного археолога. Но толку было мало: зеркало не поддавалось, не хотело сковыриваться с места.

— Чем это ты там занимаешься, Катрин? — добродушно вопросил Никита, бесшумно возникший в спальне. Он держал курс на скатерть, но, кроме пустых рюмок и грязных тарелок, поживиться было нечем.

Позабыв, что глубоко оскорблена их с Лидией развратным поведением, я призналась как на духу:

— Кит, кажется, я обнаружила Серегин тайник!

— Кладоискательница ты наша! — загоготал Синев.

— Не веришь? Послушай! — Я постучала вверху и внизу.

Интерну резко расхотелось насмешничать, его словно ледяным душем окатило — мигом протрезвел и сосредоточился. Глазом моргнуть не успела, как он по-деловому согнал меня с пуфа, отобрал пилку и принялся ковырять с удвоенной силой. Стекло противно заскрипело, маникюрная принадлежность погнулась, а парень заключил, что вернее будет попытаться вскрыть тайник ломиком.

— Только где бы его взять? — чесал он затылок.

Лидка, не вынеся отсутствия нового кавалера, тоже пожаловала в спальню. Услышав, что тот собирается что-то ломать, честная девушка возмутилась:

— С ума сошел! Квартира чужая, разве можно без разрешения хозяев распоряжаться?

Но стоило мне вкратце посвятить ее в историю со злополучными спрятанными деньгами, которые позарез нужны на лечение Сереги и Ляльки — семейки инвалидов, — как Гаевая изменила мнение. Предложила вообще разбить зеркало и, сбегав на кухню, притащила оттуда самый большой нож, топорик для разделки мяса и молоток для его отбивания. Никита выхватил у нее топор, закатал рукава, примериваясь к стене. При виде этого арсенала холодного оружия мне стало не по себе.