Магистраль - Евгений Прошкин

«Фальшак», аналог «замены», точнее, натуральная замена, при которой на место человека попадает его клон, — будь то счастливчик, ожидающий незапланированного джекпота, или, как Криков, потенциальная жертва. Для Службы это не важно, для Службы и тот и другой — всего лишь субъекты вторжения. «Фальшак», копия, созданная либо для смерти, либо для непродолжительного функционирования, и в результате — опять же скорой смерти. Существо, чья жизнь ограничена рамками отдельной операции, — вот кто стонал и раскачивался с датчиком на липкой голове. Василий Вениаминович решил удовлетворить мадам Крикову способом ненадежным и весьма дорогим, но, учитывая ее влияние, единственно приемлемым.

Дактиль подключил контактный обруч к мнемопрограмматору и зыркнул на Прелесть.

«Не стоило ей сюда приходить, — подумал Олег. — Лопатин, не иначе, намерился познакомить ее с худшей стороной Службы. Так ведь и это еще не худшая…»

— Скомандуешь что-нибудь, или ты у нас тоже для мебели?

Шорохов сообразил, что реплика относится к нему, и, отерев потные ладони, бросил:

— Врубай…

Клону зажали рот, и Дактиль, помедлив, будто проговорив про себя молитву, щелкнул по кнопке.

Криков вздрогнул, застыл, громко вдохнул через нос, снова вздрогнул и вдруг затрясся — мелко и часто. Глаза у него покраснели, но взгляд начал проясняться. Зрачки уже не вращались бессистемно, как у пупса, а метались от одного лица к другому. Кукла постепенно становилась человеком.

Клон по-прежнему колотился о контейнер, как будто попал под напряжение, однако тело било не током, гораздо хуже — Крикова било его прошлым и будущим, которое из этого прошлого вытекало. Ничего не изменить, все уже сделано и все уже прожито. Все давно пройдено, до последней точки — и эта точка, хотя и на бессознательном уровне, тоже вошла в его память. Он должен умереть через пятьдесят девять дней, и никакой целитель, никакая реанимация этому не воспрепятствует. Он умрет через пятьдесят девять суток, и для смерти найдется сотня объективных причин, но самая главная заключается в том, что в этот день умер его прототип.

Курьер, державший ему рот, убрал руку, но не отошел. Криков некоторое время беспомощно озирался, потом вдруг сказал.

— Отпустите меня…

Совсем недавно интеллекта в этом туловище заключалось меньше, чем в моллюске, а сейчас оно принадлежало живому человеку, оно само и было — живым человеком. Пенсионером, по счастью — отцом обеспеченной дочери… И обычным слабым стариком, в детстве хлебнувшим оккупации, в молодости вдоволь погорбатившимся во благо социализма, помнящим водку и по два восемьдесят семь, и по три шестьдесят две, и так далее, а сейчас имеющим возможность употреблять «Мартель» и «Хеннесси», правда, почти уже не имеющим печени.

— Кто вы?… Зачем?… — спросил новорожденный Криков.

Он суетливо перебирал пальцами по мокрым бортикам. Несколько секунд назад три здоровых мужика с трудом удерживали его на месте, а теперь Криков едва ли смог бы самостоятельно подняться.

Дактиль отстегнул жгут, смотал кабель, закрыл мнемопрограмматор и сложил все это в коробку от телевизора.

— Принимай работу, — сказал он устало. — В отчете, смотри, не забудь про меня… Ну и вообще не забывай.

— Спасибо, Дактиль.

— Клона в душ, — распорядился курьер. — Прелесть, отомри! Да, и привет вам обоим от Пастора.

Двое операторов вытащили старика и, взяв его под руки, повели в ванную. Увидев Асю, он попытался прикрыться, и та отвернулась к окну.

— Не надо… Что вы… — продолжал скулить Криков, и Олег понял, что единственный способ не провалить операцию — это каждую секунду думать о бледном теле в зеленоватом растворе, И как мантру твердить одно слово — «фальшак».

Ася наконец сдвинулась с места и принялась искать тряпку, чтобы вытереть пол. Олег, сунув руки в карманы, встал над контейнером. Мысль о том, что в такой же пластиковой бочке родилось существо с его лицом и его судьбой, вызывала отвращение — почему-то не к клону, а к самому себе.

— Мы закончили, — сообщил какой-то опер. — Думайте, во что его одеть. Ящик заберут курьеры, народ мы закроем, об этом не беспокойся. Как его вывести — вот проблема… Со станнером я бы не рисковал, он и так еле живой. Доставить труп, сказать, что сами уже справились… — усмехнулся он.

— Сообразим, — ответил Олег. — Кто у вас за рулем?

— Я. Алик. — Оператор подбоченился, будто это могло что-то изменить. Он был мелок и чрезмерно подвижен.

— Алик — это имя или от «алкоголика» сокращенно?

— От «аллигатора», — пояснил тот.

— Спускайся в машину, Аллигатор, мы сейчас будем.

— Уверен? Тут нищие не живут. Фальшак один раз на лестнице каркнет — через минуту менты уже будут в подъезде.

— Не каркнет. Фальшак. Иди вниз, мы скоро. Олег встретил Крикова у ванной и помог ему завернуться в большое пушистое полотенце.

— Вы нас не бойтесь, дедушка. Ничего страшного, вам плохо стало, мы и приехали. Ваши домашние вызвали.

— Так вы врачи, — с облегчением произнес старик.

— Да. Из Службы спасения. Как вы себя чувствуете?

— Сносно.

— Вам нужно побыстрее одеться. Не хочу вас тревожить, но…

— Что?! — Криков, разумеется, встревожился.

— Ваша дочь… — Шорохов скорбно поджал губы.

— Что с ней? Самолет?! — воскликнул старик. «Клон… — сказал себе Олег. — Фальшак. Либо он, либо прототип. Кого-то из них сегодня не станет. Надо, чтобы клона».

— Нет, с самолетом все хорошо. Она прилетела раньше, приземлилась… Все в порядке. Только по дороге…

— Жива?… — упавшим голосом спросил Криков. «Фальшак. Фальшак. Фальшак».

— Да, жива, но мы должны немедленно…

Старик сбросил полотенце и, уже не обращая внимания на присутствие женщины, устремился к шкафу.

Ася, догадавшись, что ему наплели, посмотрела на Олега с ненавистью.

— Фальшак… — выдавил Шорохов.

* * *

Непременным условием Криковой была полная адекватность объекта. Никаких успокоительных или антидепрессантов, тем более — никакой наркоты. Стрелять в наколотый манекен ей было неинтересно, она заплатила не столько за смерть отца, сколько за отчаяние в его глазах.

Отчаяния пока не было, было лишь волнение. Криков вертел головой и непрерывно задавал вопросы. Ася, шаг за шагом сглаживая версию об автоаварии, сгладила ее уже настолько, что было непонятно, куда и зачем его везут. Старик чувствовал обман и беспокоился еще сильней. Шорохов, повторяя про себя одно и то же слово, пялился в окно.

Алик и вовсе был занят другим. Пятнадцатилетний «БМВ», принадлежащий местному отряду, еле тащился, даже по сравнению с «восьмерками».